Еще через пять минут, спустившись со сцены по шаткой лестнице, к которой почему-то никто не догадался приладить перила, и миновав кучку коллег-журналистов, дежурящих возле лестницы (да, да, я чувствую эти взгляды в спину), оказываюсь в длинном коридоре из белоснежных трейлеров, стоящих позади сцены. Внутри каждого – такие же белоснежные гримерные: зеркала, шкафы, душ, кожаные диваны, спутниковое телевидение. Надеюсь, съемочная группа Первого канала уже успела взять у Ивана интервью, и я смогу насладиться прохладой кондиционеров в его индивидуальном раю.

В трейлере номер пять – тишина. Лишь слышно, как тихонько шумит кондиционер. На огромном плазменном экране беззвучно вышагивают туда-сюда тощие девицы в вечерних платьях, каждое из которых смахивает на нижнее белье. Интересно, кто покупает весь этот ужас, который демонстрируют на модных показах?

– А что, телевизионщики уже ушли? – интересуюсь я, сунув в рот виноградину с большой тарелки, заваленной фруктами. Рядом на подзеркальном столике стоит блюдо с каким-то тонко нарезанным мясом, тут же неизменный рокфор и бри. Бутылка Хеннеси уже открыта.

С тех пор как стала вести активную светскую жизнь наравне с Иваном, я здорово экономлю на обедах.

Тот отзывается не сразу – он лежит в конце трейлера, на диване, закрыв глаза и сложив на животе руки, как труп на погребении. Я подхожу и какое-то время смотрю сверху на это чучело популярного артиста. Чучело не выдерживает и открывает один глаз.

– Как ты думаешь, на той стороне что-нибудь есть? – спрашивает он.

Я не сразу понимаю, о чем вопрос.

– С каких это пор тебя интересует загробная жизнь?

– А тебя разве не интересует? – Иван закидывает руки за голову.

– Нет.

– Ну вот, приехали. Всех разумных людей интересует, а тебя нет.

Смотрю себе под ноги – так и есть, возле дивана стоит пустой коньячный бокал. Интересно, почему после пары рюмок практически каждый из нас пускается в размышления вселенского масштаба?

– Лучше скажи, с чего это ты вдруг пьешь перед выступлением? Раньше для тебя это было табу.

Иван хмурится, потом приподнимается и садится.

– Раньше… Раньше уже закончилось. И кстати, ты что, мой врач? Или моя мама?

– Если так дальше пойдет, мне придется стать твоим психиатром.

– Или душеприказчиком…

Он встает, берет с пола бокал и направляется к вожделенной бутылке. Выглядит он неважно – опять круги под глазами, мрачный взгляд.

Дверь трейлера открывается, и в дверном проеме появляется девица с папкой.

– Иван, ваш выход через десять минут.

– Ага, – говорит он, не оборачиваясь, и наливает себе коньяку.

– Я вас жду на улице, – говорит девица, бросает быстрый взгляд в мою сторону и исчезает.

Черт! С тех пор как вышла новость об аварии, мне кажется, что все смотрят на меня как-то странно. Это что, посттравматическая паранойя?

Иван делает глоток, потом кивает на бутылку.

– Хочешь?

– Нет. Я не люблю коньяк.

– Да я в общем-то тоже… – произносит он так, словно только что вышел из комы и обнаружил себя стоящим посреди трейлера с бокалом в руке.

Что-то с ним не то. Но вот что?

– Ты врешь, – говорит он.

– В смысле?

– В смысле, будто ты не задумываешься о том, что на той стороне. После финала здесь. Там же что-то должно быть? Апостолы с бородами, черти со сковородками, вселенский свет или вселенская тьма. Суд, райские кущи, реинкарнация в слонов или букашек. Полная пустота или сверхъестественный покой. А может, мы все попадем к инопланетянам? Смешно, но все, что я себе могу вообразить, навязано мне различными религиозными и философскими течениями. То есть… другими людьми. И все так уверены в своей правоте! А лично у меня нет ни одной самостоятельной мысли по поводу того света. Или по поводу его отсутствия.

Никогда не спорьте с человеком о загробной жизни. Особенно если человек пьян. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Именно поэтому я уже давно решила не заморачиваться. Когда финал наступит, тогда все и узнаем.

– Ясно, – мрачно кивает Иван. – Сюрприз будет.

– Типа того. У меня и здесь забот хватает. И у тебя тоже. Так что хватит схоластики – давай допивай свой коньяк – и на сцену. Там какой-то хлыщ лет сорока, с брюшком, в обтягивающих серебристых брючках, поет про листочки и цветочки! Публика под это дело выпила все пиво в ларьках в радиусе километра. Тебе нужно срочно спасать опен-эйр.