– К черту! – Иван расплывается в улыбке. – Полетели!

– Паш, разворачиваемся! – командует он, усевшись поудобнее.

– Вы что, реально решили ехать в «Шереметьево»? – спрашивает обалдевший Паша.

– Да, – говорю я. – Тебя как, не очень затруднит довезти нас до аэропорта? Завтра ведь суббота, вставать рано не нужно.

– Хм… Должен признаться, я стоматолог. А стоматологи работают по своему расписанию. Но завтра у меня, по счастливому стечению обстоятельств, выходной.

– Ты знаешь, нам в последнее время везет на счастливые стечения обстоятельств, – смеется Иван.

– Блин, вы ненормальные! – хохочет вслед за ним Паша. – Впервые вижу таких чокнутых людей. Не знаю уж, что у вас там происходит, но… блин, ребята, вы шизики!

– Нет, мы искатели приключений! – поправляет его Иван. – На свою ж…

Ему уже давно кажется, что прошлая жизнь, оставшаяся за океаном, не более чем сон. Нет, даже не сон, а выцветшее изображение на бумаге, виденное когда-то в прошлом. Так желтеют наши старые детские рисунки, прикрепленные любящими родителями на стенах наших детских комнат. Краски тускнеют, контуры становятся блеклыми…

А может, все потому, что солнце здесь слишком яркое, люди слишком гостеприимные, а устрицы слишком свежие, так что впечатлений одного дня хватит, чтобы затмить собой прожитую ранее жизнь. Возможно, природа специально создает такие вот райские уголки – зоны забвения. Сюда можно приехать, выбросить старую жизнь, как заношенный пиджак, к чертовой бабушке и начать с нуля.

Кто-то скажет – самоубийство.

Кто-то скажет – прозрение.

– Это ты! – кричу я.

Просыпаюсь.

Сумка, которую я использовала как подушку, падает на пол. Пытаюсь поднять ее, натыкаюсь на взгляд внимательных глаз напротив меня.

Девочка лет восьми, утонув в огромном кресле, обнявшись с рюкзаком-пандой, наблюдает за мной. Увидев, что я проснулась, отводит глаза, старательно рассматривает пол в метре от моих ног, потом снова украдкой бросает взгляд на меня, и, поняв, что безнаказанно следить за интересующим ее объектом уже не удастся, деловито лезет в рюкзак. Теперь уже я смотрю, как она роется во внутренностях панды, затем извлекает на свет крохотный розовый блокнот с изображением каких-то большеглазых принцесс, крохотный розовый карандаш и принимается старательно что-то писать. В ее белокурых волосах блестят розовые заколки.

Кто возит детей первыми рейсами? В четыре утра дети должны спать, а не таскаться по VIP-залам для ожидающих вылета.

Позади нее, в огромном окне, влажном от дождя, на летном поле, залитом огнями, гнездятся огромные лайнеры. Деловито переваливаются с бока на бок лоснящиеся автобусы, мельтешат люди в униформе, снуют туда-сюда машины с мигалками. Аэропорт погружен в свою вечную бессонницу. К поговорке о том, что бесконечно долго можно смотреть на горящий огонь, льющуюся воду и работающих людей, я могу смело добавить еще одно: можно бесконечно долго наблюдать, как взлетают и садятся самолеты.

Подняв, наконец, сумку, пытаюсь устроиться получше в кожаном кресле. Размером оно с Долину Царей в Египте, вот только ужасно жесткое. Почему бы им не поставить здесь мебель поудобнее? За такие-то бабки…

Хочу в душ. Хочу спать. Хочу кофе. Хочу домой.

Что мы здесь делаем?

– С добрым утром! – плюхается в стоящее рядом кресло Иван. – Кофе хочешь?

– Ты читаешь мои мысли! – говорю я. – И главное – покрепче.

– Сейчас закажем, – кивает он. – Девушка!

Девчонка напротив нас теперь разглядывает Ивана. Тот, разумеется, выглядит полнейшим франтом, несмотря на то что за одни сутки попал в три переделки: стрелки на брюках идеальны, ботинки вычищены (где это он, кстати, успел почистить ботинки?), крохотные запонки на рубашке в виде игральных костей отливают серебром. Хоть сейчас на интервью или вручение каких-нибудь музыкальных наград.

В глазах малышки напротив меня явно читается интерес. Ох, с какого раннего возраста современные девушки начинают клеить мужчин! Пока Иван объясняет подошедшей официантке, что мы будем пить и есть, девчонка буквально не сводит с него глаз. Потом снова смотрит на меня – и я, не сдержавшись, показываю ей язык.

Та испуганно моргает и снова принимается что-то строчить в своем блокноте. Видимо, составляет план на будущее: бентли, вилла в Ницце, жених из первой сотни «Форбс»…

– Сейчас будет кофе, и я там кое-что перекусить попросил принести, – сообщает Иван. – Это тебе, кстати, – и он вручает мне один из двух принесенных полиэтиленовых пакетов.

– Что это?

– Купил нам с тобой по мелочи. Зубная паста, щетки, салфетки, жвачка, еще что-то. Мы же без вещей! Да, и, кстати, мне нужна куртка! Представляю, какая в Питере холодина! Где, скажи мне, я достану верхнюю одежду? Просил же – давай заедем ко мне переодеться!

– У меня в сумке есть шарф, могу одолжить.

– Спасибо! Мне только женских шарфов не хватало для полноты картины.

В Питер мы летим не на равных условиях – потому что у меня теперь есть куртка. С Пашиного плеча. Узнав, что мы едем в аэропорт напрямую, он твердо решил одарить меня своим кожаным бомбером. Хорошая вещь, кстати, наверное, дорогая. Висит, правда, на мне мешком, но мне пофиг. Имидж – ничто, если на улице плюс десять.