В западном полушарии также активизировались демократические силы. Долгое время правящая мексиканская авторитарная Институционно-революционная партия в 1989 г. потеряла власть в государстве. В Чили в 1988 г. во время референдума общественность проголосовала против диктатуры Пиночета. В это же время процесс демократического транзита набрал силу в Гренаде, Панаме, было избрано демократическое правительство на Гаити.

Финальная фаза европейской деколонизации (Португалии, Великобритании) в 1970-е и начале 1980-х гг. привела к образованию ряда независимых государств с демократической политической системой (Папуа-Новая Гвинея, Гренада, Намибия).

В Африке и на Среднем Востоке движение к демократии в 1980-е гг. происходило в ограниченных пределах. К 1990 г. некоторая либерализация произошла в Сенегале, Тунисе, Алжире, Египте и Иордании. В 1978 г. начался медленный процесс свертывания режима апартеида в Южноафриканской республике. К 1990 г. требования демократии стали раздаваться в Непале, Албании и других странах, имевших прежде весьма скромный демократический опыт или не имевших его вовсе.

В целом движение к демократии имело глобальный характер. За 15 лет демократическая волна прокатилась по Южной Европе, «затопила» Латинскую Америку, дошла до Азии и уничтожила диктатуру в советском блоке. В 1974 г. восемь из десяти южноамериканских стран управлялись недемократическими правительствами, в 1990 г. в девяти из десяти этих стран правительства были демократически избраны. В 1973 г., по данным Freedom-House, 32 % мирового населения проживало в свободных странах; в 1976 г. – менее 20 % (из-за введения чрезвычайного положения в Индии), а в 1990 г. почти 39 % человечества жило в свободных обществах. Совершенно очевидно, что в 1973–1990 гг. абсолютное количество авторитарных государств снизилось, однако к 1990 г. третья волна демократизации еще не привела к увеличению процентной доли демократических государств в мире по сравнению с предыдущим пиком, достигнутым 68 лет назад.

Тем не менее демократизация Южной Европы в 1970-е гг. и Латинской Америки в 1980-е гг. способствовала появлению огромной массы литературы, рассматривающей перспективы становления стабильной и устойчивой демократии. Учитывая разнообразие подходов к демократии, предпринятых различными странами, не стоит удивляться выводу многих авторов: перспективы и дилеммы политики переходного периода не вписываются в единый интегральный подход. Однако это ни в коей мере не умаляет значения накопленного теоретического материала для анализа латиноамериканского опыта, который может применяться и к другим регионам. Как раз наоборот, опыт латиноамериканских стран определенно вносит концептуальную ясность в теорию демократического транзита и придает ей эмпирическое разнообразие благодаря работам ученых-транзитологов, не являющихся выходцами из Латинской Америки.

Среди главных тем в этих работах – роль военных, отношения между государством и гражданским обществом, усиливающееся влияние псевдодемократов (« predemocratic» politicians ) с авторитарным типом мышления и наследие неразвитых экономик [193] .

В классификации актуальных проблем, касающихся Бразилии, Гиллермо О’Доннелл выделяет три основополагающие черты:

1) высокая степень влияния и институционального представительства вооруженных сил;

2) высокая степень бюрократизации;

3) наличие элементов старого патримониального политического стиля управления (клиентализм и персонализация) [194] .

О’Доннелл утверждает, что в состоянии «политической неопределенности», с одной стороны, характер отношений, присущий исполнительной власти, может легко трансформироваться в клиентализм, в результате чего произойдет персонификация и узурпация власти.

С другой стороны, это играет на руку популистским политическим деятелям, желающим захватить власть. Таким образом, колебания между технократическими и популистскими стилями правления возможны до тех пор, пока в формировании политической жизни страны в эпоху демократической транзитологии и консолидации продолжают присутствовать вышеуказанные черты.

О’Доннелл различал такие важные понятия, как «переход к демократии » и ее « консолидацию ». Следуя логике О’Доннелла, Скотт Мэинваринг сосредоточивает внимание на проблемах консолидации , что позволяет аналитикам и реформаторам изменять свое понимание демократии, отказываясь от его «субстанциональной интерпретации» (т. е. демократии как набора правил управления политикой). Согласно Мэинварингу, легитимация как непременная черта демократии является не субстанциональной (большая эффективность, справедливость или рост), а скорее процедурной: гарантии прав человека, защита меньшинств, ответственность правительства и возможность избавиться от правителей, не пользующихся общественной поддержкой. [195]

Важным следствием подобного понимания демократии является то, что вышеупомянутые авторы способны априори включать многие практические вопросы, обычно ими не рассматривающиеся, в теоретические конструкции. Опираясь на выводы Роберта Даля о плюсах и минусах авторитарного правления, Мэинваринг утверждает: «Чем выше уровень подавления над толерантностью, тем больше шансов возникновения конкурентоспособного режима» [196] . Он и другие исследователи предлагают различные комбинации процедурных правил и институтов, способных консолидировать неустойчивые демократические государства в стабильные демократические режимы.

Однако, несмотря на роль указанных выше ученых в акцентировании роли процедур и институтов в консолидации демократии, их подход не учитывает некоторые важные проблемы, рассмотренные Д. Рушемьером, С. Хьюбером и Дж. Стефенсом [197] .

Главное достоинство исследования этих трех авторов заключается в объединении как независимых, так и процедурных элементов демократии. Данное понимание демократии не только включает в себя процедурные элементы, но и объясняет, как социальная дифференциация и власть переходного периода влияют на процесс демократизации. Д. Рушемьер, С. Хьюбер и Дж. Стефенс – наряду с К. Марксом, М. Вебером и Э. Гидденсом – интересны своим теоретическим подходом к пониманию соотношения между демократией и капитализмом: классами и демократизацией, а также между государством и гражданским обществом. Они также изучают различные виды государственных структур, войн и демократизации и взаимосвязь экономики и геополитической зависимости.