Три дня в доме нет горячей воды! Ни объявлений, ни предупреждений каких-либо не было и в помине. Просто отключили воду и все. Я человек спокойный и выдержанный, так как работаю страховым агентом, но и моему терпению пришел конец. Одел костюм, шляпу и пошел в ЖЭК.

Захожу в контору, а у них там такая кутерьма! Переезжают, вроде бы. Подскакивает ко мне фифа какая-то вся при всем, платьице ого-го, макияж, туфельки на каблучке и как зашипит:

– Вы – Потапов?

– Нет, я – Туполев. А кто у вас тут главный по воде?

– Это потом. Помогите вначале вон тот ящик в машину отнести.

– А я-то здесь при чем?

– Ну, не должна же женщина тяжести таскать. Мне еще детей рожать. Да и маникюр попортить могу.

Вроде бы все логично. Взял ящик, понес к машине. Она мне:

– Вы бы пиджак сняли. Да и галстук ни к чему вам сейчас. Вон в углу спецовка висит.

В робе, конечно же, сподручней, кто бы спорил. Главное, чтобы костюм не сперли.

Погрузил ящик в машину, захожу в здание, а тут какой-то мужик с красной рожей и густыми бровями ко мне подбежал и как заорет:

– Ты, Потапов, где с утра был?! Пришлось самим тут… Бери вот эти два мешка, потом тумбочку, кресло, принтер, ксерокс…

Не стал я зря слова тратить, думаю, ладно, помогу людям, авось, и они мне не откажут.

Ближе к вечеру, загрузив две машины, я присел на лавочке возле входа перекурить. Подошел красномордый.

– Спасибо тебе, Петрович! Вот на, небольшая премия, – и сунул мне что-то в кулак.

Разжал руку, а там пятисоточка. Завтра, сказали, опять приходить. Нужно будет взять с собой молоток, плоскогубцы и набор отверток.

Да, надо не забыть позвонить в страховое агентство – предупредить, что увольняюсь.

Я скучаю. Часто скучаю. Особенно в последнее время. Почему? Очень просто: определил для себя, более-менее, порядок вещей, внешнее и внутреннее устройство этой жизни, сделал существование своего бренного тела комфортным, а духа – осмысленным. Вначале вроде бы возрадовался такой идиллии. Но через время заскучал. Формула бытия у меня вышла такая, что не предполагала она каких-либо изменений – закостеневшая. Правда, один вопрос все же я не решил. Вернее, решил, но не до конца. Интересно мне было насколько человек, вообще, и разные категории людей, в частности, самоуважаемы. Какова его внутренняя самооценка? То, что она беспредельно завышена у меня, я знал. А как у других? Предполагал, конечно, что у многих она не объективна. Но насколько? Решил проверить. Чем еще заняться скучающему человеку?

Проверять я решил экспериментально. Опыт мой должен был быть даже не «на грани фола», а далеко за его пределами. Состоял он в следующем… Я подхожу к любому прохожему и плюю ему в лицо. Молча это проделываю. С застывшим взглядом. После совершения акта стою на месте, никуда не ухожу. Никаких эмоций с моей стороны, никаких слов, только наблюдения.

Вечером вышел в городской сквер. Идет навстречу хорошенькая молодая девушка. Я уверенным шагом подхожу к ней. В руках у меня заранее приготовленный букет роз. Она несколько озадачена моим приближением. На лице безразличная маска человека толпы меняется на неопределенную. Она пока не знает, с какой целью я направляюсь к ней, да и к ней ли вообще. Но (женская натура!) уголки губ начинают постепенно приподыматься – на нее, вроде бы, обратили внимание и ей это приятно, хотя она всеми силами стремится это скрыть.

Бац! Происходит то, ради чего собственно я к ней и подошел. Всех режиссеров мира на свалку! Ни один из них не смог бы заставить своих актрис сыграть такую гамму чувств! Это что-то непередаваемое! Перетекание различных мимических комбинаций происходит настолько ярко, что кажется нереальным. Понимание того, что ее оскорбили, рвется наружу, но сдерживается туманом того, что все случившееся – это какая-то фантазия, которой просто не может быть как таковой. Скорей всего происходит что-то, чего она, такая хорошая и добрая, в силу недостаточности ее опыта, не понимает. Но обида все-таки пробивает баррикады сомнений, и девушка с кулачками бросается на меня. Я – стою. Как статуя – неподвижно и с холодным взглядом. Она останавливается. Ее глаза впиваются в меня – она мучительно ищет ответ. Важнейший момент. Любое мое слово, любой мой жест сейчас бы она восприняла с благодарностью, даже будучи мною же оскорбленной. Почему? Потому что это избавило бы ее белокурую головку от сложнейшей для нее работы – попытки понять необъяснимые обстоятельства.

– Здравствуйте, – тихим голосом говорю я.

– Зд… зд… здравствуйте, – отвечает, – А зачем вы это… ну, это… сделали?

– Хотел с вами познакомиться, и как-то случайно вырвалось. Вы мне напомнили мою первую жену. Возьмите цветы.

Она успокоилась, щеки порозовели. Понятно: я не инопланетянин, не совсем, конечно, адекватный, но свой, земной. Однако, ноздри ее время от времени вздувались – обида напоминала о себе.

– Ну что молчите? Давайте, знакомьтесь!

– Вы знаете, не буду.

Я разворачиваюсь и ухожу. Сейчас ее лицо изменилось еще больше, чем после плевка. Еще бы! С ней не захотели знакомиться! Оскорбление моральное для женщины сильнее оскорбления физического. Так и запишем…

Иду дальше. Навстречу бредет худой и длинный чудак в затертом мятом пиджаке и засаленных брюках. Волосы его неряшливы, взор туманен. По-моему, он слегка навеселе.

Я подошел к нему вплотную и продолжил эксперимент. Он инстинктивно закрыл руками лицо, но «снаряд» достиг цели. Удивительно, но он как будто был готов к такому повороту событий. Сжал губы, как-то еще более сник и… заплакал. У меня даже, к немалому удивлению, шевельнулась какая-то жалость к этому субъекту. Но я ее в себе подавил – эксперимент есть эксперимент! Он растер слезы по грязному лицу и сказал: