Каждое утро Гарри Поттера начиналось с того, что он проклинал «хорька белобрысого», второпях, часто жертвуя завтраком, списывал у Рона очередное эссе и сломя голову, что уж совсем не подобает шестикурснику, бежал на уроки. А каждый вечер снова спешил на очередное свидание с Драко, хотя и клял себя на чем свет стоит за такую мягкотелость. Но Малфой всегда подлавливал гриффиндорца так, что последний просто не мог отказаться.

А еще у Гарри почему-то не получалось остановиться и задуматься над тем, что он делает. Круговерть уроков, отработок, списываний и свиданий затянула его настолько, что он не всегда мог вспомнить, какой сегодня день. Недели через полторы после первой встречи Малфой как-то ненавязчиво убедил его в необходимости постоянно носить с собой мантию-невидимку и теперь отказывался отпускать Гарри в гриффиндорскую башню раньше полуночи. Впрочем, какая там полночь! К концу сентября Поттер обычно прибредал к портрету Полной Дамы не раньше, чем в третьем часу ночи. А вставать приходилось в восемь!

Гарри начинал понимать, что подобный темп жизни скоро сведет его в могилу. А ведь это еще не начались квиддичные тренировки. Но сегодня была пятница, а значит, завтра он хотя бы выспится.

В половине шестого вечера Поттер задумчиво растянулся на парте в кабинете истории магии, подложив локоть под щеку и лениво наблюдая за тем, как профессор Бинс, размеренно колыхаясь в воздухе, повествует о… впрочем, гриффиндорец не вслушивался в рассуждения профессора. Он перебирал в памяти ключевые моменты вчерашнего вечера, периодически косясь на светловолосый затылок Малфоя, что-то упорно строчившего на листе пергамента. Вот слизеринец недовольно фыркнул, отложил перо и поправил прядь, выбившуюся из безукоризненно уложенной прически. Гарри с восхищением проследил движение изящной кисти руки и неосознанно облизнул губы, представив, как сегодня… ему пришлось мотнуть головой, чтобы отогнать поток мучительно-сладких видений. Мордред, он опять возбудился, только посмотрев в сторону хорька. Поттеру стало стыдно.

Пока Гарри пытался справиться со своей проблемой, ему на стол приземлился самолетик, наподобие министерских: «Сегодня, после ужина. Как всегда».

Подписи не было, но и без нее Гарри не сомневался в отправителе. Вот только приступ самобичевания еще не прошел, и Поттер, взбешенный бесцеремонностью текста, с силой ткнул пером в чернильницу и накарябал, едва не разрывая пергамент: «Иди на х***». И, скомкав послание, швырнул пергаментный шарик в спину слизеринцу.

– Ты чего? – не вовремя проснулся Рон. – Что он тебе опять сказал?

– Ничего, как обычно, – Гарри покраснел, вспомнив, что это «как обычно» означает, но рассказать другу обо всем не мог, да и не хотел.

Записка, перекрученная еще сильнее, снова шлепнулась на парту перед Гарри. «Десять ударов ты уже заработал. И я найду, чем занять твой рот».

– Вот черт, – тихо выругался Поттер, сминая пергамент в кулаке. Последняя фраза могла означать что угодно – от подсчета ударов до настоящего кляпа, который Драко использовал три дня назад, утомившись от потока брани, льющейся изо рта гриффиндорца в момент особого возбуждения. Но самое страшное… Гарри заерзал на месте, стараясь усесться так, чтобы дать хоть немного места уже вставшему члену. Дело было в том, что Малфой уже в который раз намекал, что не отказался бы от минета. Гарри затрясло, и он нервно обхватил плечи руками. Не то, чтобы он был против – ему-то как раз очень нравилось, когда слизеринец, развратно ухмыльнувшись, устраивался у него между ног, медленно облизывал губы и, склонившись, обхватывал его этими самыми губами. Вот только сам он на подобное был не способен.

– Гарри, что это хорек тебе опять написал? Ты чего такой красный?

«И почему Рон не может уснуть снова и не задавать лишних вопросов? Интересно, а как он отреагирует, если я скажу ему правду?»

– Очередные оскорбления, – Гарри сделал вид, что записка его совершенно не волнует. – Просто хорьку давно не доставалось, вот он и бесится.

В этот момент прозвучал звонок, и уже выйдя с урока, Гарри осознал, насколько двусмысленной получилась его фраза. Хорошо, что Гермиона его не слышала, уж она бы сумела сложить два и два.

– Ну что, Потти, струсил? – Малфой, выходя из кабинета, специально толкнул гриффиндорца плечом.

– Да пошел ты!..

– Двадцать, Поттер. Ты уверен, что хочешь продолжать?

– Я сказал…

– Я позабочусь, чтобы больше не говорил, – Малфой ухмыльнулся, сверкнув белоснежными зубами.

– Не смей его затыкать!

Гарри чуть не застонал: ну почему! Ну что же Рон не может хоть раз промолчать!

– А нашему Потти нравится, когда его, как ты мило выразился, «затыкают», – снова ухмыльнулся слизеринец и, впихнув свою сумку в руки топтавшемуся рядом Гойлу, направился к лестнице.

– Это он о чем? – удивленно хлопнул ресницами обалдевший Рон.

– Да так, глупости, не обращай внимания. Он бесится, – Гарри всего трясло. Он обессилено привалился к холодной стене и прикрыл глаза, не обращая внимания на всполошившегося друга. До него только сейчас начало доходить, что он в открытую противоречил Драко, чего старался не делать с их первой ночи. Какой же он идиот!

Весь день Рон ходил за другом как привязанный. Несмотря на некоторую тупость, Уизли обладал хорошей интуицией, что не раз доказывал при игре в шахматы. Лишь к вечеру Гарри удалось избавиться от его навязчивого внимания. К этому моменту ярость немного поутихла. А главное... Поттер представил, ЧТО устроит Малфой, если гриффиндорец не появится сегодня как условлено.

Потоптавшись перед дверью в комнату слизеринского старосты, Гарри вздохнул и вошел. И лишь оглядевшись, и не заметив никого, включая Драко, снял мантию-невидимку.

– Как ты предсказуем, Га-арри, – насмешливо протянул Малфой, выходя из душа в одних брюках, натянутых на еще влажное тело. – Ну что ж, раздевайся, раз пришел.

– Я…

– Хватит ломать комедию, Поттер, – внезапно зло огрызнулся слизеринец. – Мне надоело за тобой бегать. Мы оба знаем, что ты явился, потому что тебе это нравится. Нравится подчиняться, нравится собственный стыд и беспомощность, когда я беру твою задницу. Пойми это раз и навсегда, или проваливай отсюда к своей Уизлетте и бесполой Грейнджер.