Это точно, — сказал Самохин и, посмотрев на Катю, потребовал: — Ну читайте.

А что читать? — растерялась Катя.

Что помните.

Катя подняла глаза, посмотрела в потолок, пошевелила губами и довольно сносно прочла «О доблестях, о подвигах, о славе...».

Ага, — сказал Самохин, когда она кончила. – Ну это кстати, что вы пришли. Я тут на вас кое-что опробую.

А что же ты ей отметку не поставил? — с насмешкой спросил Кирилл. — Ни один ответ не должен остатьсябез отметки.

Ты вот что... — начал Самохин.

Слушаюсь, учитель, — Кирилл подобрал живот, выпрямил спину, — я весь внимание.

Стихи не любишь, конечно.

Терпеть не могу.

Блока тем более.

В упор не вижу.

Тогда ты мне пока не нужен. Можешь погулять в коридоре.

Зачем вы его так? — Кате стало обидно за Кирилла. — Хороший парень.

Ну разумеется, хороший, — невозмутимо ответил Самохин. — Плохому бы я так не сказал.

Он знает, что я не стану лезть в бутылку, — проворчал Кирилл и встал. — Хорош бы он был на открытом уроке с фингалом.

Скажите, девушка... — медленно начал Самохин, когда Кирилл вышел. — Кстати, как вас зовут? Катя? Голубева Катя?.. Скажите, Голубева, как вы думаете, у Блока цветные стихи или черно-белые?

Мы этого не проходили, — удивленно сказала Катя.

А если подумать?

— Ну вообще-то я наизусть не все помню...

Самохин молча протянул ей книжку. Она полистала, повторяя про себя: «Не то, не то...» — потом подняла на Самохина глаза и неуверенно произнесла:

— Черно-белые...

Ага, — вроде бы обрадованно сказал Самохин. — Ну а почему?

Не знаю

6

В дверь громко постучали, и не успел Самохин договорить свое: «Не заперто, входите», как в комнату решительно вступила Анна Семеновна.

А, вот она, канарейка! — сказала Анна Семеновна, увидев Катю. — Пригрелась, голубушка? Родители-то знают, где ты время проводишь?'

Знают, — покраснев, ответила Катя и встала.

Ну-ка паспорт давай. Вот папу с мамой известим, будешь знать, как допоздна засиживаться.

Между прочим, это ученица из моего класса, — сухо сказал Самохин.

Ученица? — Анна Семеновна недоверчиво оглядела Катю с головы до ног. — Вот через десять минут комсомольский рейд по этажам пойдет, он разбираться не станет, ученица или не ученица. Сфотографируют вас с бутылками на столе, и будете на доске красоваться.

Ну вот, взял из-за вас грех на душу, — сказал Самохин, когда Анна Семеновна, потоптавшись еще немного в дверях для порядка, ушла. — Между прочим, это она предупредить приходила. Так что не будем искушать судьбу.

Он посмотрел на Катю в упор и после долгой паузы сказал:

А приходить сюда вам больше не следует.

Почему? — с вызовом спросила Катя, надевая пальто. — А если это любовь?

Поверьте мне, чистейшее недоразумение. И кроме того, мое положение также не очень удобно.

Не нахожу.

А зря. Роль доброго старого дядюшки, который сквозь пальцы смотрит на шалости малышей, меня не устраивает. Вот почему и видеть вас здесь мне не с руки.

А если я лично к вам приду?

Увольте.

Какую мораль вы мне прочитали, — сказала, помолчав, Катя. — Пальчики оближешь.

Я рад, что вам понравилось. — Самохин взял одну из своих тетрадей и принялся рассеянно ее перелистывать. — Профессиональный навык.

А все потому, что я школьница, — язвительно сказала Катя. — Будь я постарше, вы бы не посмели...

Правильно, — согласился Самохин, — как вы догадались?

Наступило молчание.

Куда это Кирилл запропастился? — нервно сказала наконец Катя.

Стоит за дверью, — ответил Самохин, — и ждет, когда кончится острый момент.

Катя медленно вытащила из кармана пальто шарфик, сияла с гвоздя на стене вязаную шапочку, сунула, поморщившись, ноги в размокшие туфли и вдруг, не выдержав, обернулась.

Ну что вы смотрите? — вспыхнула она. — Что вы смотрите? Интересно?

Я жду, что будет дальше, — сказал Самохин. — По моему разумению, вы не можете уйти, не сказав что-нибудь напоследок.

— Вы очень жестокий человек, — проговорила Катя дрогнувшим голосом.— Очень жестокий. Вас к школе на километр нельзя подпускать...