Шрифт:
— Машенька, вы хотите мне что-то рассказать? — Колычев постарался помочь Мерцалову и разговорить Машу, отвлекая ее от рыданий.
Маша молча кивнула. Зубы ее стучали о край стакана, а по лицу продолжали течь слезы.
— Наверное, что-нибудь про Андрея Кирилловича? Ну, Маша, я угадал?
Маша наконец собралась с духом и заговорила:
— Он обманул меня, обманул жестоко, подло! У него есть другая женщина.
— Не может быть, — такому повороту событий Колычев искренне удивился. Чего угодно можно было ожидать, но не этого…
— Я сама не поверила сперва. Мне рассказали, что к нему приехала женщина с ребенком, остановилась в «Прибрежной». Он ходит туда к ней на свидания по вечерам и много времени проводит в ее номере. У нас в городе такие вещи не спрячешь… Я не хотела верить и проследила за ним. Может быть, это и некрасиво — шпионить, но я убедилась во всем своими глазами. Она встретила его у входа в Народный сад, они поцеловались, он подхватил на руки ребенка, и они вместе пошли к ней в гостиницу…
Голос Маши задрожал, и она снова зарыдала.
— Дмитрий Степанович, дорогой, неужели он женат, имеет ребенка и просто посмеялся надо мной? И еще эта история с Маргаритой… Неужели он убийца? А я, я тоже жду от него ребенка…
Машенька закрыла лицо руками и захлебнулась плачем. Мерцалов прижал ее к себе, стал гладить по голове и вдруг тихо попросил:
— Матери пока ничего не говори. Это ее убьет.
Дмитрий почувствовал, как к горлу подступает ком.
«Не хватало и мне зарыдать вместе с Машей. Казалось бы, служба следователем должна убить в человеке всякую сентиментальность, а вот поди ж ты», — думал Колычев. Машу надо было как-то утешить.
— Машенька, Викентий Викентьевич! Я еще не разобрался во всем до конца, в деле слишком много непонятного. Но чутье подсказывает мне, что Витгерт — не убийца. Кто эта дама с ребенком, тоже вскоре станет ясно. Недавно Андрей Кириллович сказал мне, что не знает за собой проступка, порочащего его честь. Пока мы не доказали обратное, давайте будем верить ему.
Глава 7
От Мерцаловых Колычев отправился в «Прибрежную», разобраться, что за дама там появилась. Он выбрал короткую дорогу через Народный сад, пустынный в это время года. Только на одной из аллей ребятишки лепили снежную бабу и играли в снежки.
Дмитрий шел, глубоко задумавшись, пока кто-то из малышей не попал ему в спину снежком.
— Вот я вас! — строго сказал Колычев, погрозив озорникам пальцем.
Раздался пронзительный крик: «Тикай, робя, в судейского попали!», и мальчишки, игравшие под фонарем, бросились врассыпную, растаяв в темноте.
— Суровы, суровы вы, господин следователь! Всех, от мала до велика, готовы в страхе Божием держать. — По заснеженной аллее навстречу Колычеву шел Семен Ярышников.
Дмитрий Степанович прикоснулся пальцами к козырьку фуражки, изображая приветственный жест.
— Вы от Мерцаловых? Ну как там Маша? У меня душа не на месте, болит за нее, — в голосе Ярышникова за притворным сочувствием слышалась радость.
«Чертов город, ничего не утаишь, — подумал Дмитрий. — И этот уже все знает!»
— Каков подлец Витгерт-то, а? — Ярышникову явно хотелось развить эту тему.
— Ну почему сразу уж и подлец?
— Да вы его не выгораживайте, Дмитрий Степанович, героя-то нашего. Супруга ихняя прибыли-с и с ребеночком-с. Стало быть, помолвка-то Машина насмарку… А немцу, поди, и горя мало, это только я за Машеньку переживание имею-с… Коль на то пошло, Мария Викентьевна мной-то в свое время побрезговали-с, благородного и образованного искали. Вот и нашли-с. Но я зла не держу, иду к Мерцаловым, утешить или помочь чем. Хотя чем тут поможешь, слух уже по всему городу пошел-с.
— Вы, господин Ярышников, с утешениями пока не торопитесь. Может быть, еще и утешать-то не в чем?
— Поглядим-с.
— Семен Кузьмич, я все забываю вас спросить, в каком костюме вы были на маскараде?
— Рыцарем-с. Латы, шлем с забралом и черный плащ. Только шлем оказался ужас какой неудобный — и не видно в нем ничего, и душно, и на макушку давит… Пришлось снять, капюшон плаща на голову накинуть. А на лицо мне наш приказчик маску с носом дал, а то что же за маскарад, если личность открытая…
Гостиница «Прибрежная» считалась не в пример скромнее «Гран-Паризьена», но чистой и спокойной. В зимнюю пору, когда Волга была не судоходна, жизнь в гостинице замирала, номера стояли пустыми и каждый постоялец был на виду.
— Эй, любезный, — окрикнул Колычев коридорного. — Дама с ребенком в каком номере остановилась?
— Госпожа Витгерт? Только она одна с ребенком и есть. В шестом, ваша милость. Самые теплые комнаты, и печи без угара, там с ребеночком удобно.