Шрифт:
— Мы действуем по революционной справедливости, с этого нас не собьёшь! — заорал длинный, как жердь, матрос с пышным чубом, завитым щипцами. — А ежели какая контр-ра не «за», а «против», так мы её и к стенке могём!
— Мы? — мурлыкнул Кирилл. — А ты сам — могёшь? Не всей кодлой, а один на один? Давай, попробуем? Только ты и я. Вон, у тебя два нагана за поясом — хватай любой и пали!
Матрос неуверенно оглянулся на своих и потянулся за револьвером. Дуло маузера глянуло ему в глаза — чёрное, холодное, бездонное. Кадык на немытой матросской шее дёрнулся вверх-вниз.
— Революция, — проникновенно сказал Авинов, — слово святое, выстраданное поколениями угнетённых масс, и им бросаться нельзя. А для тебя это, как наклейка, — лепишь её на что попало. Хлев на палубе, а ты наклеечку — шлёп! — «революционный порядок»! Крестьян грабите, своего же брата-трудящегося обираете, жену его насилуете — шлёп! — «революционная справедливость»! Бардак развели, воюете с одними бабами да с самогонщиками — «революционная армия»!
Приставив ствол пистолета ко лбу посеревшего «ревмата», Кирилл с силою толкнул его.
— Стать в строй!
Матрос сделал шаг назад, не сводя глаз с комиссара. А комиссар крутанул маузер в пальцах и ловко сунул его в кобуру — нарочно, напоказ.
— Контрреволюционеры, — увесисто сказал Кирилл, — наёмники мировой буржуазии, выставляют против нас хорошо дисциплинированные, испытанные в боях части. Монархической дисциплине контрреволюционеров мы должны противопоставить железную революционную самодисциплину! Железной рукой революционной справедливости мы задушим власть насильников и посягателей! — Обведя глазами притихших красноармейцев, он сухо закончил: — Невыполнение приказа — это измена пролетарскому делу, это предательство мировой революции. Кто не подчинится приказу, того буду отдавать под трибунал и расстреливать как врага рабочего класса!
Почтительную тишину нарушили одинокие рукоплескания. Они расходились волною, мозолистые пятерни хлопали неистово, под аккомпанемент одобрительного свиста. Симбирская дивизия принимала политработника Юрковского. «Вова приспособился…» [60]
Фырча мотором, петляя между возами и нещадно пыля, подъехала машина начдива. Гай привстал с сиденья и громко спросил Авинова:
— Ну, как тебе мои бойцы?
— Будет с кем воевать, Гай Дмитриевич! — ухмыльнулся Кирилл, понимая сказанное по-своему.
60
«Вова приспособился…»— популярное выражение времён Первой мировой и позднее; название водевиля Е. Мировича об избалованном сынке баронессы Вове, которого призвали на военную службу, но тот быстренько устраивается, находя выгоды для себя.
— А я что говорил? — воскликнул начдив. — Храбцы!
Русское «храбрецы» ему не давалось…
— Поехали, комиссар! Командарм ждёт!
Авинов пролез на заднее сиденье.
— В штарм!
— Есть, товарищ Гай! — как всегда, весело отозвался шоффэр Гайдучек. Он истово верил в счастливую звезду начдива и всем советовал держаться поближе к Бжишкяну — дескать, его пуля не берёт, ну и нас не заденет…
Командарм не дождался. Авинов и Гай на цыпочках вошли в гулкий, прокуренный зал Кадетского корпуса, где разместился штаб 1-й Революционной армии. Тут собрались красные командиры и политработники, реввоенсовет в полном составе и молчаливые сотрудники Губчека. Стоя, Тухачевский дочитывал приказ:
— «…Для создания боеспособной армии необходимы опытные руководители, а потому приказываю всем бывшим офицерам, проживающим в Симбирской губернии, немедленно стать под красные знамена вверенной мне армии. Тринадцатого июля офицерам, проживающим в городе Симбирске, прибыть к двенадцати часам в здание Кадетского корпуса, ко мне. Не явившиеся будут предаваться военно-полевому суду».
Командарм оглядел сидевших. Те заскрипели стульями.
— Правильное решение, — тряхнул головой Куйбышев, — поддерживаю и одобряю.
Остальные сразу зашумели:
— Верно!
— Давно пора!
— Ага! А то мы тут кровь проливаем, а они…
— Лично я — «за»!
Сидевший перед Авиновым наштадив Вилумсон обернулся к Кириллу и уточнил, протягивая руку:
— Политкомиссар Юрковский?
— Виктор Павлович, — сказал штабс-капитан, пожимая крепкую, сухую руку.
— Эдуард Фридрихович, — церемонно склонил лобастую голову наштадив. — Рад. Как вам приказ?
Авинов энергично кивнул:
— Очень нужный приказ! В городе больше четырёх тысяч офицеров, а у нас острейшая нехватка военспецов!
Высказав сие политкомиссарское негодование, Кирилл подумал: «Осталось чуть больше суток. Успею?..»
Сняв номер в Троицкой гостинице, Авинов принёс с собой всё свое имущество, места которому хватило в солдатском рюкзачке-сидоре. «На дело» можно было выходить лишь поздним вечером, ибо комиссар, который бегает по городу и спасает царских офицеров, — не жилец. А солнце будто зависло в небе, не собираясь садиться. Штабс-капитан крякнул с досады. Поспать ему, что ли?