Шрифт:
– Был?! – напрягся Пульман. – Вы сказали – был? Что с ним произошло?
– Ну, как вам сказать… Так получилось, что этот самый сарай, в котором я сидел, – единственное приличное место, где можно содержать охраняемый контингент. Прочные стены, вокруг высокий забор. Подступы хорошо просматриваются… В общем, значительно облегчается задача наблюдения для часовых…
– Да прекратите вы меня спецификой пичкать! – возмутился Пульман – было заметно, что он изводится от нетерпения, слушая Ивана. – Про мужика! Про мужика давайте!
– Даю про мужика, – согласился Иван. – Когда меня посадили в сарай, он уже там лежал. Потом, спустя некоторое время, выяснилось, что его случайно ранили боевики. А может, не случайно – черт его знает. Но, в общем, получилось так, что ехал он себе по делам через пограничную зону – придурок!
Нашел, где кататься! – ага, ехал себе, а у боевиков там пост – что-то типа КПП.
Дальше – просто и скучно до безобразия. Часовой КПП дал отмашку, этот фрукт – ноль внимания. Часовой дал очередь по колесам. Одна дурная пуля срикошетила – и амбец.
– Ам… чего?
– Ну, хана, короче. Пуля в голову попала. Пока разобрались, что к чему, пока сообщили куда следует, он почти двое суток в сарае лежал без медпомощи.
– А что было потом?
– Со мной?
– Да ну, при чем здесь вы! С этим – с мужиком!
– А-а-а…Моя судьба,выходит, вас интересует постольку-поскольку. Ну-ну… А с мужиком было так. – Иван с деланной обидой надул губы и не без ехидства сообщил высокопарным слогом:
– Не могу утверждать, что это достоверный факт – увы, слухи настолько противоречивы, что… В общем, когда меня обменяли, наши рассказывали, что машина, которая перевозила этого дядю в долину, вроде бы наекрякнулась. Так что…
– Машина – чего? – Пульман привскочил с подоконника. – Что с машиной случилось?
– В пропасть свалилась. – Ивану надоело интриговать собеседника. – Насовсем. А может, помог кто свалиться чтобы, значит, за немца не отвечать.
Все, кто в машине были, – сами понимаете…
– Черт!!! Черт!!! – нервно вскрикнул Адольф Мирзоевич и в отчаянии стукнул кулачком по подоконнику. – Столько трудов, столько затрат – псу под хвост… Черт! Надо же, а…
– Да ладно вам убиваться, – успокоил его Иван, украдкой усмехнувшись – до того наивными показались ему потуги этого странного человечка возвратить к жизни эпизод пятилетней давности, не имеющий вроде бы никакого значения. – Немцем больше, немцем меньше…
– Немцем? – только сейчас Пульман, похоже, расслышал и зацепился за последнее слово, и в глазах его загорелась какая-то непонятная надежда. – Вы сказали – немцем? Вы что, разговаривали с ним?
– Да как я мог с ним разговаривать? – вскинулся Иван. – Он же без сознания лежал. То есть никакой был в невменяемом состоянии, бредил все.
– А вы не можете… – Пульман защелкал пальцами. – Не можете припомнить – пусть приблизительно – содержание этого… эмм… бреда?
– Эка вы хватили! – Иван не выдержал и рассмеялся. – Ну, вы даете… Он же на немецком бредил. Это я по отдельным фразам понял – в кино, помню, слышал… В школе и училище я английский проходил, и то могу только «руки вверх» и «кто командир вашего подразделения». А вы говорите! Просто он одну фразу повторял особенно часто, как заведенный. Будто боялся, что она помрет вместе с ним и никто ее не услышит, ага… Какие-то цифры там были – «айн» точно было, остальное – черт его знает…
– Значит, вы говорите… говорите, что он в бреду часто повторял эту фразу… фразу с цифрами… А? – По вкрадчивости тона можно было предположить, что хозяин кабинета очень хочет получить положительный ответ.
Было также заметно, что он внутренне страшно напрягся – как кошка перед прыжком. Да, кошка, этакая маленькая, плешивая, вероломная тварюга. Черт его знает, что там повторял этот немец – столько времени прошло… Подыграть?
– Ага. Всю дорогу повторял эту самую долбаную фразу – до смерти надоел. Бубнит, сволочь, и бубнит – я еще, помню, хотел ему башку открутить, чтобы жить не мешал…
– Угу-угу… Ну вот и прекрасно! Вот и отлично! – Пульман возбужденно потер ладошки, скорчил отвратительную гримасу, которая, по всей видимости, означала улыбку торжества, покинул свое безопасное место и забегал по кабинету. Похоже, придумал что-то, сволота!
– Что «прекрасно»? – кисло поинтересовался Иван. – Что «отлично»?
Может, собираетесь пытать меня до тех пор, пока я не заговорю по-немецки? И желательно, конечно, на берлинском диалекте, да? А потом будете пытать, пока я не вспомню эту самую дурацкую фразу с цифрами… Так?
– Да нет, мой юный друг! – Пульман игриво подмигнул «юному другу», чего ему, наверное, делать не следовало – так страшно перекособочилось его и без того непрезентабельное зеркало души. – При чем тут – пытать! Вы сами мне все расскажете – безо всякого нажима. Если только ничего не врете – насчет фразы с цифрами.
– Зачем мне врать? – криво ухмыльнулся Иван. – Смысла нет… А вот – как это я вам расскажу то, чего не смог запомнить пять лет назад… Ну уж, извините – это вы того… Загибаете. Как вы вообще себе это представляете?