Шрифт:
Но отдать свою силу, магию и жизнь можно только добровольно, силой ее не заберешь — только человека погубишь. И слава Мерлину, иначе не знаю, что было бы с нами со всеми.
Лили подавленно молчала. Ей нечего было ответить.
— Но почему Северус не пришел ко мне? Я бы... наверное, смогла отдать отцу часть своих жизненных сил. Ведь я его родная дочь, кому, как не мне...
— А ты бы стала его слушать? Стоило тебе услышать про кровь, колдовство и Темные Искусства — ты бы выставила его за дверь. В школе-то ты не больно интересовалась его увлечениями, даже не старалась вникнуть. Хотя,.. говорят, когда дело коснется тебя лично, можно согласиться на такое! Даже на то, что ты раньше так яростно отрицал и готов был убить за это! — насмешливо сказала Эйлин. — Можешь даже провести небольшой опыт — спроси у своего дорогого женишка, как он относится к тому, чтобы поделиться с будущим родственником-маглом частью своей жизни — хотела бы я услышать его ответ! Зуб даю — он возмутится и скажет, что это мерзость.
— Но вы же совсем не знаете Джеймса, почему вы такого плохого о нем мнения? Я вот, напротив, уверена, что он бы с радостью поделился с моим отцом своей кровью, чтобы не расстроить меня. Он... он хороший! — горячо заступилась Лили за своего будущего мужа.
— Хороший? Девочка, ты так уверена в этом? — брезгливо выплюнула Эйлин. — Как же он запудрил тебе мозги! Не мое это дело, но я не стану молчать. Скажи, почему ты стала с ним встречаться, ведь Северус рассказывал мне, что ты его терпеть не могла?
— Ну... на седьмом курсе он резко изменился... перестал доставать Северуса, стал спокойным и выдержанным, не идиотничал и не кривлялся. Он... стал казаться мне нормальным парнем, к тому же, он не бросил ухаживать за мной, несмотря на все оскорбления, которыми я его осыпала...
— И неприступная крепость решила, наконец, пасть? — подковырнула Эйлин. — Девочка, девочка... как же ты еще наивна и глупа... Но тебя винить и нельзя, ведь парни, когда всерьез хотят завоевать девушку, идут и не такие жертвы. Однако, есть люди, которые мало меняются с возрастом. Нельзя быть уверенной, что человек вдруг взял и поменялся совершенно на пустом месте, тут может крыться и нечто другое. А сам он в глубине души останется таким же мерзавцем и негодяем. Очень многие притворяются так годами...
— Что вы хотите этим сказать? — непонимающе спросила Лили. — Джеймс меня обманывает? Но в чем конкретно?
Эйлин поднялась.
— Ты, видимо, решила, что он вдруг резко стал добрым и хорошим, и поэтому перестал нападать на моего сына и оставил его в покое? Не так ли?
— Ну да... они теперь вообще не трогают Северуса, — растерянно ответила Лили.
— Не трогают, значит... Ну это ясно, просто не трогают на твоих глазах, — задумчиво произнесла Эйлин. — Но кто может знать, что происходит в заброшенных классах и темных коридорах Хогвартса?
— На что вы намекаете? — c вызовом спросила Лили.
— Я не намекаю, я тебе покажу, — Эйлин направилась в комнату сына, поманив за собой Эванс.
Северус лежал на боку на узкой деревянной кровати, накрытый старым лоскутным одеялом. Он весь горел, волосы слиплись от пота, тяжелое дыхание с трудом вырывалось из худой груди. На щеках выступил лихорадочный румянец. На тумбочке стоял пустой флакон, тот самый, из больницы. Он все еще светился тусклым красным светом — остаточная магия крови.
Юноша застонал во сне и перевернулся на живот, сбив одеяло с верхней части тела.
Лили отшатнулась в ужасе — вся спина была покрыта длинными узкими, набухшими темной кровью, рубцами — как будто его били тяжелым кнутом.
— Ну, как тебе? — полюбопытствовала неуемная Эйлин, от которой Северус явно унаследовал ехидство.
— Что это такое? Разве это не лечится магически? — пролепетала Лили.
— Нет. Есть, знаешь ли, такие нехорошие заклятья, которые не проходят по несколько месяцев. И причиняют сильную боль. Немного помогает зелье с белладонной и горечавкой, но постоянно его пить тоже нельзя — может наступить привыкание. И потом, снять такое колдовство может лишь тот, кто его нанес. А это точно не друзья Северуса, как ты понимаешь.
— Но... почему вы уверены... что это... что это Джеймс... — все не могла поверить Эванс.
— Да потому что рубцам чуть больше месяца! Он с ними приехал из школы! И еще... Северус бредил, и все рассказал в беспамятстве. Твои дружки и не собирались оставлять его в покое. Они всего лишь притворились. Чтобы произвести на тебя впечатление. И делали это не открыто, как раньше, на потеху всей школе, а на задворках, тайно и скрытно. Уж не знаю, как они умудрялись вылавливать моего сына, подозреваю, что у них есть некие артефакты, которые контролируют передвижения человека — таких у богатеньких чистокровных полно. И потом, насколько я понимаю, их четверо — а что может сделать один против четверых? К тому же, если на тебя нападают со спины? — жестко сказала Эйлин. — И это гриффиндорцы? Это храбрые, светлые и благородные воины? Да так поступают шакалы, которые нападают на льва кучей, потому что по одному он их расшвыряет! Вот кто твои друзья и твой драгоценный жених! Просто трусы и садисты! Но ты молодец, выбрала правильно! Красивый, богатый, умный... а что там внутри у него, какая грязь — никто и не увидит. Так что будь счастлива, Лили. Тебе пора, а то жених потеряет!
И она вытолкала Эванс из комнаты.
* * *
Лили осталась стоять на крыльце ошарашенная и растерянная. Она не знала — верить Эйлин или нет. Но... спина Северуса... и довольные шепотки и смешки в уголках гостиной, хмурое молчание Ремуса, угодливое трусливое хихиканье Питера... и все это разом смолкало, когда она подходила к честной компании. Все сразу становились вежливыми, галантными.
И Снейп и вправду сделал невозможное — он вылечил папу! У отца и Северуса всегда были неплохие отношения, в отличие от мамы. Мама считала, что Лили дружит не с теми, с кем приличествует, и она терпеть не могла миссис Снейп за острый язык. Потому что как-то сделала замечание той по поводу одежды Сева, а та начала скандалить с мамой, что это не ее дело, как она одевает своего ребенка. После этого миссис Эванс и слышать не хотела о семье Снейпов и о самом Северусе, как будто он был в чем-то виноват.