И кстати, вы ошиблись! В нем нет ничего от Лили. Зато много жестокого и темного от вашего любимчика Джеймса! Вот это и прет из вашего Героя, как дерьмо!

— Со своими близкими и друзьями мальчик очень добр и благороден! — попытался отмазать Гарри директор.

— Вот именно! Со своими! Директор, не валяйте дурака! И Пожиратели смерти со своими семьями и друзьями само очарование и доброта! И беспощадны и жестоки с врагами.

Из этого вовсе не следует, что они все — ангелы с крыльями. Про предвзятость и родственность слыхали?

А сейчас делайте, что нужно и забирайте своего великомученика. Хлопочите над ним в другом месте, у Помфри к примеру… Да, и передайте ей, что лекарства будут только через неделю. Мне их еще варить и варить.

Дамблдор, тяжело вздохнув, достал палочку. «Обливейт» и глаза Поттера подернулись мутной пленкой. Через пару секунд он, уже освобожденный от веревок, не глядя на Снейпа, вышел вместе с Дамблдором в коридор, направляясь к Помфри. У Снейпа был Заживляющий бальзам, но он мстительно не предложил его для лечения.

В конце концов, он обычный человек и мстительность ему не чужда. И терпеть от Поттера его ненормальные выкрутасы с праведной местью и наказанием сальноволосых мерзавцев только за то, что они существуют, он не собирается. Своего же ребенка он бы выпорол так, что тот сидеть бы не смог и никаких Обезболивающих Зелий.

От нервного потрясения, перо тряслось в руке, и профессору пришлось срочно принять Успокоительного, чтобы продолжить проверку работ…

— Плохие новости для тебя, Северус, — произнес с сожалением комендант Азкабана ФицПатрик, хаффлпафец, учившийся вместе с зельеваром. Снейп как раз находился в Больничном Отсеке самой страшной тюрьмы магического мира.

Северус ожидал, что он после войны окажется в тюрьме, но думал, что сумеет уйти из жизни до приговора. Последний год в Хогвартсе он буквально заставлял себя жить — есть, пить, заниматься директорскими обязанностями и ежедневно выслушивать невыносимый бубнеж и наставления Дамблдора на портрете. Нервы были на пределе, и хотелось, очень часто хотелось взять один из многочисленных хрустальных флаконов на самой верхней полке в хранилище ингредиентов, выпить и утром просто не проснуться — уйти в блаженное небытие, не требующее стольких физических и душевных сил. Только обещание, данное надоедливому старикашке, в котором он окончательно разочаровался и разуверился, и с которым теперь не мог спокойно говорить, удерживало его на краю жизни.

А потом был тот день, когда Темный Лорд вызвал его в Визжащую Хижину.

— Странное место для разговора, — вяло подумал Снейп, входя в роковое для него помещение. — Третий раз не минует, это точно. Ну и все равно, только бы поскорее.

* * *

... шею жгло немилосердно, но он постарался абстрагироваться от боли. И внезапно упал во мрак.

Очнулся в палате Мунго, под охраной четырех авроров.

«Неужели меня так боятся», — с каким-то унылым весельем подумал он.

Лечили его наспех, кое-как, рана толком не закрылась, и со временем на шее образовался огромный уродливый бугристый шрам, который тянуло в непогоду. Как только он смог вставать на ноги, его тут же под конвоем перевели в изолятор при Министерстве.

Из газет он узнал, что Поттер таки победил Волдеморта. Старшая палочка невесть каким образом отказалась признавать своим хозяином его Темнейшество, и вернула Аваду Лорду. Теперь весь магический мир в восторженном пароксизме преданности праздновал победу и чествовал гриффиндорского Золотого мальчика.

А Пожиратели Смерти и он ожидали скорого суда.

Северус так и не понял, нашел Поттер думосбор с воспоминаниями, оставленный в директорском кабинете или нет. По идее, тот уже давно должен был прийти к нему если не за разъяснениями, то хотя бы поговорить. Или Дамблдор отговорил? Вредный старик вполне мог надуться на грубости и резкое обращение с его стороны в последний месяц. Но ведь он все равно выполнял все, что тот ему приказывал...

* * *

Через неделю после перевода в изолятор состоялся суд над ним. Никого из гриффиндорского Трио на суде не было. Не пришел также никто из Ордена. Присутствовали лишь обыватели, которые во время войны попрятались по норам, а после Победы повылезали отовсюду и заняли свои прежние должности.

Уж они ему припомнили все: и то что он безнаказанно сумел уйти после Первой магической войны, преподавание в Хогвартсе и жалобы своих малолетних пискунов за плохие отметки, и убийство величайшего из величайших добрых волшебником... и год его директорства, само собой. То, что ни один из их деток не пострадал во время того военного страшного года — они не брали во внимание, списывая это на самоотверженный героизм преподавателей — МакГонагалл, Флитвика и Стебль.

Снейп саркастически ухмыльнулся, почесав зудящий шрам. Он не собирался спорить с этими жирными тупыми личинками. Если он и прикрывал их спиногрызов, то не из огромной любви к ним, а потому, что он не был сторонником бессмысленных жестокостей и не мог позволить Кэрроу мучить детей, кем бы они ни были — чистокровными или грязнокровками. В конце концов, у него самого отец был маглом! А еще у него, к их удивлению, была совесть — он не воевал с детьми. Хотя порой за их проделки, устраивая которые, они мнили себя героями и партизанами, ведущими доблестную борьбу против оккупантов, ему самому хотелось подвергнуть их Круцио, чтоб прочистить мозги соплякам. Еле сдерживался. Да еще и МакГонагалл торжествующе зыркала на него, презрительно фыркая и умиленно поглаживала по головам своих доблестных гриффят. Старая дура!