Шрифт:
Комната избача была высокой и просторной. Стояла убогая мебель стол, заваленный книгами, топчан с тощим матрацем и с подушкой без наволочки… Одеяло заменял тулуп… И здесь – холодно, грязно, неуютно…
Солнечный свет, падающий сквозь пыльные стекла двух больших окон, не скрашивает, а подчеркивает запущенность.
– Бить тебя, парень, за такую жисть! – покачал головой Прибыльцов, присаживаясь на колченогий стул. – Бить и плакать не велеть! Ты что же сюда на жительство прибыл али так, в побывку?
Воздух в комнате нежилой. Пахнет плесенью, сыростью… И какой-то кислятиной! Я сделал несколько шагов к окну, сдвинул кастрюлю с давно прокисшим супом и хотел распахнуть окно, но застыл на секунду с рукой, протянутой к шпингалету…
В щели рассохшегося подоконника виднелась провалившаяся гильза от малокалиберной винтовки…
– Да. Плоховато ты живешь, советский культурник! Сядь-ка за стол, избач, да положи обе руки на столешницу. Ну, не стесняйся! А теперь скажи: где малопулька?
Избач побледнел.
– К-к-кая малопулька?
– Та, которая стреляет… Вон, на подоконнике, гильза. Да не ломайся! Ты же не барышня. Все равно ведь, все перероем, а найдем!
– Ах эта! – насильно выдавил улыбку избач. – Так бы и спросили! Это не малопулька. Малопульками шомполки называются. А эта зовется: малокалиберная, бокового огня…
Прибыльцов прикрикнул:
– Ты баки не вкручивай! Вот как дам по кумполу крупным калибром. Вы, товарищ следователь, выйдите: я с ним сам побеседую…
Силясь держаться веселее и беспечнее, Поливанов указал пальцем в сторону топчана.
– Под матрацем Пожалуйста, берите! Ничуть даже не жалко! Эко добро – малокалиберка! Да мне она и ни к чему. Так, баловался.
Прибыльцов сбросил с топчана тулуп и матрац. На досках лежала изящная малокалиберная винтовка.
– Где патроны?
Поливанов сделал непонимающие глаза.
– Патроны? Где ж у меня патроны? Вот побей бог – не помню! Запамятовал…
Милиционер подал мне находку, не спеша подошел к избачу, сказал с удивлением:
– Стал быть, это я за тебя, гнус алтайский, столь ночей на морозяке дрожжи продавал?!
И беззлобно стукнул парня по затылку.
– Ой, не бейте, не бейте! – взвыл избач. – Все скажу! В углу корзина. Белье грязное…
В тряпье оказались две коробочки патронов и длинноствольный шестизарядный револьвер смит-вессон.
– Еще есть оружие?
– Нет, нету больше, честное слово, истинный бог – нет!
Я распахнул створки окна.
Большой колокол был виден отсюда, как на ладошке, во всем своем древнем великолепии… «Под прямым углом!»… улыбнулся я возвратившейся мысли… Зарядив ружьецо, я стал палить по колоколу. Над селом поплыл чистый, певучий звон… Я стрелял и смеялся. Милиционер обшаривал жилище избача. Федька Поливанов не отрывал глаз от столешницы.
А в воздухе пели серебряные струны, и к звонарне сбегался народ.
– Верно с полсотни кулацких детей уже вызвонили, товарищ следователь, – улыбнулся Прибыльцов когда я почти опустошил коробочку с патронами. – Поберегите заряды… В обрат поедем – может, лисичку зацепим.
– Правильно, товарищ старший милиционер, не все зайцев тропить по пороше… Ну, двигай вперед, Поливанов!
Прибыльцов повел арестованного избача огородами, но деревенский «телеграф» уже сработал. Когда я шагал в сельсовет, у колокольни стояла толпа. Посыпались вопросы и выкрики:
– Правда, што Федька-избач в церкву пулял?
– Иде ево девали, тварину?!
– Куды гнуса укрыл, товарищ райвонный?!
– Отдавай нам Федьку!
– Добром просим!
Я поднял руку.
– Спокойно, граждане, спокойно!.. Советский суд…
Но накал толпы не остывал.
– Отдавай! По-хорошему говорим!
– Слушайся мира, гражданин!
– Все одно: возьмем сами!
– Мокро место оставим… Разнесем ваши ухоронки!
Сквозь толпу пробился прибежавший Тихомиров. Обещанием «лично» проследить за Федькиной судьбой, горячими словами унял разгоравшиеся самосудные страсти, но мне шепнул:
– Поскорей отправляй его в район! Ночью выкрадут из каталажки и пришибут!
Прибыльцов запрягал коня Я заканчивал предварительный допрос избача, когда в сельсовет вбежал тяжело дышавший Дьяконов.
Выхватив из-за пазухи маузер, он бросился к Поливанову.
– Где дядя спрятан?! В какой комнате? Быстро, гадина!
Глуповато улыбавшийся Федька помертвел и повалился Дьяконову в ноги…
– Ой, не стреляйте! Ой, все скажу, все… Он меня заставил, убить грозился!.. Боюсь я, не стреляйте!