— Я пытался рассказать тебе в дороге, как мне не везет. Моего невезения на десятерых хватит. А особенно в любви. Я все смотрел, как они, Янек и Маруся, целовались в госпитале…

Лидка простонала сквозь кляп и показала глазами за его спину.

— Не могу. Даже если изогнусь, все равно не увижу, но ты ничего не бойся. Наши вот-вот подойдут… Так на чем я остановился?.. Да, думаю: пускай Маруся для Янека, но, может, кто-нибудь найдется и для меня. Когда Вихура привел этих девушек-близнецов на бал, я пригласил Аню, но вышел казус…

Лидка с отчаянием в глазах смотрела то на Григория, то ему за спину.

— Они поменялись, и та, с которой я танцевал, которую полюбил… Ай, вай ме! — вдруг вскрикнул он по-грузински.

Это Лидка, не зная, как иначе прервать его рассказ, сильно толкнула его ногой в щиколотку.

— Ты что это вдруг? Я стараюсь тебя отвлечь… Когда разговариваешь, время идет быстрее. Ту, с которой я танцевал, которую полюбил, зовут Ханя, — упрямо продолжал Григорий, подобрав под себя ноги, чтобы щиколотки были недосягаемы для пинков. — А как мне было узнать, которая из них Ханя, если обе…

Лидка в отчаянии разгребла ногой сено и застучала пяткой в доски кузова.

— …Как два барашка из одного стада. Что ты устраиваешь шум и не даешь мне говорить? — оборвал он наконец свой рассказ и обратился к ней с обидой. — Я знаю, что надо предупредить наших, но сейчас пока ничего нельзя поделать…

Он замолчал и с удивлением смотрел, как приподнялся глиняный пол сарая, как глина треснула и начала крошиться. Он не мог понять, что происходит, пока в небольшом отверстии не увидел темный собачий нос.

— Подожди, подожди. Я сейчас… Шарик!

Услышав свое имя, Шарик принялся за работу с удвоенной энергией, когтями вырывал глину, протискивал голову, отступал, повизгивая, подкапывал еще и еще и наконец протиснулся в сарай. Стряхнул с себя землю и прыгнул в кузов.

Но не достал, когти только скользнули по доскам. Шарик обежал грузовик, прыгнул на капот, с капота на кабину, и вот он уже в кузове. Пользуясь тем, что у его друзей связаны руки, бесцеремонно облизал языком их лица.

— Перестань, — приструнил его грузин. — Целоваться лезешь, как красна девица… Ты лучше вот эти ремни перегрызи.

Григорий отклонился насколько мог от борта и начал объяснять Шарику:

— Ремни! Грызи их, грызи!

Собака, тихо ворча, обнюхала ремни. Было слишком тесно, чтобы всунуть морду и перегрызть их, схватив коренными зубами. Осторожно, чтобы не задеть Григория, Шарик начал хватать ремни передними зубами. При каждом рывке ремни еще глубже врезались в руки, и Григорий мычал от боли.

Но вот оба коротких ременных кнута лопнули. Теперь Григорию надо было действовать, и действовать быстро. Он расправил плечи, потер наболевшие кисти рук и одним прыжком был уже в кабине. Вернулся с щипчиками для перекусывания проволоки, освободил Лидку от ремней и вытащил из ее рта кляп.

Она глубоко вздохнула и глазами показала на что-то. Григорий с любопытством взглянул на то, что было причиной страха девушки, и ему стало смешно: низкая дверца вела из сарая в заднюю часть курятника, там стояли корыто и пень с глубоко вбитым в него поржавевшим широким кухонным ножом для отрезания петушиных голов. Так вот чего она боялась…

— Бежим. — И он подтолкнул ее.

— Подожди. — Девушка разгребла сено, взглянула на часы рации, которые показывали восемь минут шестого. — Еще семь минут, и будет четверть. Подождем. Скажем им…

— О чем здесь говорить? Пошли. Надо этих сволочей во дворце и этого дезертира…

— Гжесь, послушай, — торопливо зашептала Лидка, — это не дезертир и не крестьяне. У этой женщины под черным платьем пятнистая куртка. Когда она тебя ударила…

— Баба меня ударила?

— Ну конечно. Ты упал, и тебе начали вязать руки. В это время вошел офицер и стал что-то говорить, показывая на нас, а в конце сказал: «Нах Берлин».

— Нас хотел забрать в Берлин? Как? Если только на метле.

— В углу около камина лежал парашют. Надо как можно скорее сообщить Янеку. Через семь, теперь уже через шесть минут…

Дело оказалось серьезным, и после секундного раздумья Григорий спросил:

— Не боишься остаться одна, да еще без оружия?

Лидка открыла и без звука закрыла рот. Решила не рассказывать Григорию, как парашютистка с медвежьей силой, без особых усилий втащила связанную Лидку в курятник и жестами объяснила, что отрубит ей голову, как курице. Но теперь некогда было рассказывать эту историю — надо было в четверть шестого выйти на связь.

— Останусь, — сказала Лидка. — Хорошо, что они не разглядели рацию под сеном.