— … которая определенно принадлежит барышне.

Дженна обняла Оскара. Вернулся, бродяга. Хорошо-то как… Впрочем, Оскара привез шериф, злой как черт. Значит, жди беды.

— У меня тут еще письменное предупреждение, — сказал шериф, протягивая Дженне листок бумаги. — За то, что спускаете собаку с поводка. При обычных обстоятельствах я бы на это глаза закрыл, но ваш пес угрожал жизни ребенка. Такого мы допустить не можем.

Дженна взяла бумагу.

— Что, собственно, произошло?

— Ваш пес гонялся за маленьким мальчиком. Ребенок, перепуганный, убежал в лес, и я теперь не знаю, где и как его искать. Слушайте сюда: посадите собаку на цепь и никуда не отпускайте. Поймаю его еще раз — сделаю то, что от меня требует закон и порядок. А делать этого мне не хочется. Я понятно выражаюсь?

Крепко прижав к себе Оскара, Дженна кивнула. Шериф обратился к Эдди:

— Вряд ли до нее дошло. Эд, ты-то меня понимаешь?

— Да все ей ясно, шериф, — ответил Эдди.

Шериф вернулся к машине и открыл дверь с водительской стороны.

— Надеюсь, тот мальчик добрался до дома. Если выяснится, что с ним случилось несчастье или он потерялся, я вернусь.

— Где вы его последний раз видели? — спросил Эдди.

— Этим утром, по пути в город. Рядом с Институтом.

Рядом с Институтом… В голове у Дженны сработал не то что сигнал — загудела противовоздушная тревога. Про Институт говорил Рольф…

Шериф тем временем махнул рукой и залез в машину, включил зажигание. Развернулся и поехал обратно в сторону города.

— Институт? — обратилась к Эдди Дженна. — Не там ли жил старый фермер?

— Какой еще фермер?

— О котором рассказывал Рольф. Помнишь его страшилку про куштака?

Фыркнув, Эдди кивнул.

— В ней хоть капля правды есть? — не отставала Дженна.

— В ней — это в чем?

— В истории о семье фермера.

Эдди пожал плечами. Видимо, решил пойти на попятную.

— Мать Уити Йоргенсона была сумасшедшей. Об этом все знали.

— И?

— Когда Уити был еще ребенком, она зарезала его отца.

Глаза у Дженны полезли на лоб. Пульс участился.

— А что с дядей Уити?

— Не помню, — обронил Эдди, направляясь в дом.

— Эдди, — окликнула его Дженна. — Скажи, что произошло?

— Он приходился матери Уити братом, и когда он умер, у нее сорвало крышу. Через год она зарезала мужа. Брат умер, женщина сошла с ума и в одну ночь прикончила супруга. Вот и весь сказ. Псих убил человека, такое сплошь и рядом случается. Все, я пошел готовить ужин.

Эдди снова развернулся, но Дженна не дала ему уйти:

— Эдди! Как он умер?

Застонав, Эдди опустил голову.

— Как? — не унималась Дженна.

— Утонул. Дядя Уити утонул. Довольна?

Посмотрев на Дженну, Эдди заметил в ее глазах смятение. Такое бывает, если до человека наконец доходит нечто, чего он никак не мог уразуметь. Когда он обретает решение долго мучившей его загадки, головоломки. Когда человек начинает видеть выход и ему становится ясно, что делать.

Дженне нужен шаман.

От детектива ни слова. Похоже, он и его помощник так и не нашли Дженну. Роберт чувствует, как с каждым глотком усиливается отчаяние. Хочется покончить с собой.

В жизни ничего ценного не осталось. Роберту не нравится бывать среди людей, надоело и одиночество. Опостылели книги, газеты, ток-шоу. Есть неохота, и Роберт потихоньку спивается. Все, чему он посвятил жизнь, — грандиозные планы на будущее — теперь кажется сочинением на вступительном экзамене в колледже. Типа, у меня есть хобби: бейсбол и общение с людьми… Господи, какой бред! Стоит заглянуть в это самое будущее, и перед тобой открываются такие возможности, такие перспективы, ты видишь себя успешным и состоявшимся… На деле все это — чушь. Хотя, если повезет, кое-что из фантазий может и сбыться. Но в конце концов иллюзии рушатся, ты остаешься один и, обернувшись назад, понимаешь: последние лет пятнадцать прошли впустую. Так какого же хрена?! К чертям все!

Наливая себе еще джина, Роберт внезапно осознает: он сейчас переживает то же, что два года назад переживала Дженна. Тогда он просто подавил в себе суицидальные желания, чтобы казаться жене сильным, помочь ей преодолеть трудности. А если бы он позволил себе слабость? Может, если бы они на пару с женой предавались отчаянию, мечтали покончить с собой, то сейчас не расстались бы? От подобных мыслей тоска лишь усиливается. Роберт винит себя еще больше. Как он мог быть столь глуп, невнимателен?