Впрочем, в жизни есть и другие радости.

— Дорогой майор, то есть — Айк, хватит от меня прятаться. Я на вашем месте была бы так же осторожна, но ведь сказал же мне генерал, что я могу к вам иногда обращаться?

Айк, как я заметила, еле сдерживал смех, по крайней мере его большие марсианские глаза странно блестели.

— Спрашивайте, Амалия. Спрашивать — можно.

— А отвечать — это уже другое дело, понимаю… Но тут никаких военных секретов. Америки или Содружества. Два забытых эпизода весны — начала лета. Бунт сакдалистов и вот эта странная история с покушением на президента Кесона, когда ваша пехота заслонила его телами на пристани после поездки в Америку. Расследование вели люди Мэрфи из Малаканьянского дворца. Куда вселился теперь Кесон. А нельзя ли мне посмотреть на детали этой истории? Как вы помните, там слово «японцы» ведь упоминалось. Надеюсь, эти документы не сожгли за ненадобностью.

— Сакдалисты? Ваши деловые интересы здесь расширяются, Амалия?

— А так всегда сначала бывает. Тыкаешь пальцем наугад. Интересуешься попросту ерундой. А все вокруг считают, что ты занята чем-то страшно серьезным и опасным…

— Да? Правда считают?

— Конечно. Но и вы в том же положении. Я представляю себе, что бы вы подумали, если бы я рассказала о своих представлениях насчет того, чем занимается ваша военная миссия.

— Она пишет бумаги, — мгновенно отозвался Айк. — Несекретные. А потом их будут обсуждать в местном парламенте.

— Ой, — сказала я уважительно. И Айк опять подозрительно блеснул глазами.

Тут по отполированным квадратам пола подошла очень приятная дама — из тех, кто дополняет костюм, даже в тропиках, белой шляпкой, длинной ниткой крупного жемчуга на шее и белыми матерчатыми перчатками до локтя.

— А это Мэйми, — сообщил мне Айк. — Не хватает только нашего с ней сына, но мы сдали его в военный пансионат в Багио. Впрочем, это, наверное, секрет.

— Амалия де Соза, международная авантюристка, — представилась я Мэйми. Тут Айк все же фыркнул, оперся на стойку бара и сдавленно сказал «ха-ха».

Мэйми, кажется, я понравилась.

И попутно каждый день под цоканье копыт и фырканье Матильды слушаю все новые истории про президента Кесона. На этот раз — про зубы.

Значит, так: подходит к нашему пресиденте его друг Томас «Томми» Оппус, просит у него тысячу песо. Карамба, говорит пресиденте, я дал тебе пятьсот на прошлой неделе. Мне нужны новые зубы, говорит Томми, открывает рот и показывает: и правда нужны. Пуньета, что с зубами, ты подхватил какую-то болезнь от девушки? Ну а что мне остается, сеньор пресиденте, когда вам достаются лучшие, а мне — вот такие?

Что такое «карамба», я знаю, а вот «пуньета»… В итоге — как же не выучить ненавистный испанский, перемещаясь по Интрамуросу?

Со мной что-то происходит, трудно усидеть на месте. Лола занята делом — я подсмотрела на ее столе, когда та выходила: она, оказывается, в свободное время занимается одной очень интересной папкой с переводами, один такой перевод — с японского, как ни странно! — перепечатывает в четырех копиях с синей копировальной бумагой. Из «Майнити». Грандиозный проект постройки манильского галеона, пробуждается сознание и историческая память народа, почти сорок лет находившегося под управлением американцев. Что за самосознание воцарится в итоге — испанское, как до Америки, или филиппинцы вспомнят, что принадлежат, как и Япония, к азиатской семье народов?

А вот тут, в папочке, публикация «Лос-Анджелес таймс» на ту же тему и еще что-то о галеоне.

Об Эдди скоро будет писать весь мир. Молодец.

И черт с ней, с Лолой, если у нее есть свободное время — то пусть себе… А у меня это свободное время уж точно есть, и мне оно не нравится, что мне с ним делать…

Тут вдали раздается неизбежный свист ледяного завода.

Так, Матильда мне не нужна, до Августина десять минут, направо пешком по сказочной Калле Реаль, мимо китайских пещер с сокровищами и японских шпионов с их мороженым.

— Отец мой, я согрешила!

— Поскольку вы говорите это за десять ярдов до исповедальни, дочь моя, то грех, видимо, ужасен! А ваши блестящие глаза говорят о том, какой это грех. Признаки знакомые.

О чем он? Что за знакомые признаки?

— Я согрешила, две недели не видя вас.

— И только? Странно. Но отпустим. В исповедальне или вне ее. Я ужасно рад вас видеть, Амалия.

Отец Артуро и правда рад, он стоит у деревянной исповедальной кабинки номер двенадцать, под нефом, где Иисус умирает на кресте и где памятная плита неизвестного мне Хосе Фортиса.

— Отец Артуро, у меня благодаря мгновенно найденному вами офису столько дел… И я каждый день проезжаю мимо… Но сейчас одно из этих дел явно по вашей части. Отец Артуро, кто такие Урданета?

Если я ждала, что при этом имени он содрогнется и побледнеет, скажет «не произносите это так громко», то ждала напрасно. Он всего лишь пожал плечами:

— Ну старая семья местисо. Возможно, одна из самых старых в стране.

— Я столько раз слышала это слово — местисо…

— Хорошо. Я испанец из Барселоны. У меня нет примесей местной крови. А вот если бы я не был священником, женился бы здесь на филиппинке, а дети от этого брака вышли бы замуж за другую такую же семью, но с явными примесями китайской крови — внуки были бы стопроцентными местисо. Три крови. Классический рецепт. Нет никого в высшем классе здешнего общества, кто не был бы местисо и не знал бы всех остальных местисо.