– Дядя Петь, – окликнул Лёва организатора соревнований, поднявшись на холм. – А не хочешь ли ты мне по старой дружбе расколоться про то, как руки лишился? Может тебе ее та самая кабырыба откусила?

– Кабырыба, говоришь, – усмехнулся Нешпаев. – С Евдокимычем, что ли, по-пьяни пообщался?

Лёва решил промолчать.

– Нет, парень, – после небольшой паузы, сказал Нешпаев. – Нет, не из-за кабырыбы я руки лишился. Совсем другая тварь это сделала.

– Какая тварь? – теперь уже поспешил с вопросом журналист.

– Такая, – вновь хмыкнул Нешпаев. – Сякая…

Портативная рация, которую Петр Васильевич держал в руке, зашипела, и он приложил ее к уху. Раздосадованный Лёва окинул взглядом поляну с палатками по ее окружности, увидел бегущего человека и узнал в нем Дмитрия Бокарева – Волгаря, который, вообще-то, в это самое время должен был ловить рыбу. Но тот бежал от озера к противоположной стороне поляны, причем, довольно-таки целеустремленно и, как оказалось, не куда-нибудь, а к палатке, принадлежащей Нинель. В которую и заскочил, не задерживаясь, даже чтобы постучаться.

– Слушай-ка, журналист, – привлек к себе внимание Нешпаев, – У спортсменов какие-то проблемы возникли. Не желаешь на лодочке со мной прокатиться? Там и про кабырыбу, и про других тварей подводных поговорим.

– Да, с удовольствием, дядя Петь! Сейчас, только за фотиком сбегаю.

Евдокимыч ничуть не врал Павлу Балашову, когда говорил, что его дочь Ниночка уже подростком начала заглядываться на мужчин. Так оно и было на самом деле. По подсчетам самой Ниночки, – тех, с которыми она переспала, накопилось очень даже немало. Она даже вела так называемый «любовный дневник», в котором сама себя называла «ловелаской». Дневник представлял собой нечто вроде альбома, в который она записывала имена и если узнавала – фамилии своих кавалеров, а если получалось, то и вклеивала их фотографии. После каждого секса она старалась рассказать о нем в своем альбоме: в каких позах все происходило, сколько раз он и «ловеласка» испытали оргазм, и обязательно ставила оценку любовной связи по десятибалльной шкале, – случись эта любовная связь в постели, в машине, в поле, в лесу, на берегу реки или в самой реке…

Не то чтобы она действительно испытывала любовь к каждому своему мужчине, просто наслаждалась общением с партнером по сексу. Для нее это было своего рода хобби. При этом Ниночка придерживалась строгого правила, даже принципа – никогда не заниматься любовью с лысыми и даже коротко стрижеными мужчинами. Это не было связано с тем, что после «вспышки» и ее голова, и голова ее отца стали голыми, как бильярдные шары. Она и до того катаклизма, не отдавала себе отчет, почему с детства сторонилась лысых парней, хотя среди них встречались и вполне привлекательные и общительные – взять того же Сфагнума.

Возможно, потому что сама всегда носила роскошные волосы, такие же, какие носили рок-музыканты семидесятых годов, музыку которых обожала. А еще рок-музыканты, как и ее отец, носили бороды, усы и бакенбарды, и это Ниночке тоже бесконечно нравилось. Когда же дочь бывшего лодочника не по своей воле лишилась волос и была вынуждена надеть парик, лысые и коротко стриженые мужчины стали для нее и вовсе противны. Среди них был и ее родной отец, который воспользоваться париками, видите ли, не пожелал. И хотя жили они под одной крышей, Ниночка старалась не смотреть в лицо родного отца, да она с ним практически и не разговаривала – было из-за чего.

Зато от местных мужчин, только не лысых и не коротко стриженых, озорного взгляда не отводила, и догадливые, – чего от них хочет симпатичная девушка, не упускали возможности пойти, что называется, на контакт. И как-то уж так сложилось, что никто в связи с этим никаких слухов не распускал, не сплетничал. Разве что Лёва, «повинившийся» перед Павлом, что переспал с Ниночкой…

Для ловеласки Лёва стал третьим из группы рыболовов, приехавшей на соревнования. И в тот момент, когда еще один кандидат в списке новичков, намеченных для охмурения, то есть, Волгарь – симпатичный, волосато-бородатый, растрепанный, с горящими глазами, буквально ворвался к ней в палатку, на лице Ниночки сразу же появилась плотоядная улыбка…

– Осока, а можно поинтересоваться? – спросил Магз после поимки очередной чехони.

– Хочешь узнать, почему я работаю егерем? – предвосхитила она вопрос.

– Да.

– Мой папа в этом деле профессионал. Вот я в него и пошла.

– А кто твой папа?

– Ты его знаешь. Он хозяин трактира «Бодрые поползновения» – Алексей Леонидович по прозвищу Монокль.

– Ого! – удивился Магз и тут же сосредоточился на вываживании еще одной рыбины, на этот раз оказавшейся сельдью.

– Но работа егерем опасная, – сказал рыболов, вновь забрасывая блесну. – Очень опасная. Почему же папа тебе позволяет бегать по заповеднику?

– Мой папа великий мужик, я бы даже сказала – уникальный мужик. Он таскал меня на рыбалку и охоту чуть ли не с пеленок. По его словам, я поймала свою первую рыбу прежде, чем начала составлять слова в предложения.

– Офигеть можно! – покачал головой Магз. – И, что же, и сейчас неплохо рыбачишь?

– Я все больше охочусь, – Осока улыбнулась нахлынувшему воспоминанию. – Свою первую утку я подстрелила в пятилетнем возрасте. Как-то осенью, когда северная пошла… Ты понимаешь, о чем я говорю?