— Я не собираюсь переизбираться на второй срок, Лайом, — сказал Фэрли.

— Что, уже устали от своих обязанностей?

— Би был прав. Это подрезает крылья. Нельзя быть президентом и политиком одновременно.

— Черт возьми. Это игра случая.

— Нет. Я собираюсь заявить об этом во всеуслышание. Я хочу, чтобы ты включил это в проект моего выступления при инаугурации.

— Со всем должным уважением я заявляю, что вы говорите чушь. Зачем связывать себя?

— Это освободит мне руки.

— Для чего?

Фэрли слегка улыбнулся той неожиданной обезоруживающей улыбкой, которая временами, независимо от ситуации, согревала его лицо: как будто напоминая, что не нужно ставить знак равенства между его личностью и могуществом той должности, в которую он вот-вот должен будет вступить.

— Мы подолгу беседовали с Эндрю Би. У этого человека есть некоторые важные идеи.

— Я не сомневаюсь в этом. В следующий раз, когда он будет бороться за президентство, он, возможно, получит шанс воплотить их в реальность.

— Зачем ждать?

— Что вы хотите сделать? — опять спросил МакНили.

— Главным образом, отделаться от комитетов.

— Несбыточная мечта. — МакНили имел полное представление об этом. Эндрю Би в течение нескольких лет возглавлял кампанию по разоблачению архаичной системы комитетов в конгрессе, который управлялся не большинством, а старшинством. Деятельность конгресса ограничивалась тиранией стариков — в большинстве своем из сельских районов, часто коррумпированных, в отдельных случаях откровенных дураков. Ни один закон не мог пройти без их поддержки, хотя в Конституции не содержалось никаких указаний, что конгресс должен быть связан подобным образом: в течение нескольких лет молодые конгрессмены, возглавляемые Эндрю Би, требовали реформ.

— Это не несбыточная мечта, Лайом.

— Если вы захотите провести законопроект, вы должны будете иметь поддержку комитетов. Если вы будете давить на председателей, они выпотрошат вас.

— Но если я не стремлюсь к переизбранию, то что я теряю?

— Остальную часть вашей программы.

— Нет, если я улажу это в самом начале, — ответил Фэрли. — И не забывай, что эти старики тоже должны переизбираться. Я думаю, они понимают реалии времени. Посмотри, какую поддержку в обществе имеет Эндрю Би. Он в течение нескольких лет сформировал свою позицию по этой проблеме, и общественность стоит за него горой.

— Но именно вас народ избрал президентом. Не Эндрю Би.

Фэрли только улыбнулся в ответ. Он повернулся и взял пальто.

— Пойдем, погуляем, мне хочется свежего воздуха.

— Вы знаете, какой там холод?

— О пойдем, Лайом.

МакНили подошел к телефону и вызвал помощников, чтобы организовать сопровождение Фэрли и расставить агентов по всей площадке. Когда он положил трубку, Фэрли уже стоял в дверях. МакНили взглянул на него.

— Вы действительно хотите, чтобы я внес это в обращение по случаю инаугурации?

— Да.

— Ладно, за чем дело стало. Это не причинит никакого вреда. Вы всегда сможете переменить ваше мнение.

Фэрли засмеялся и вышел. МакНили догнал его на террасе и занял свое место внутри кольца агентов секретной службы, двигавшихся вместе с ним.

Корд склонился над вскрытым отсеком двигателя вертолета; Андерсон стоял на площадке, вытирая руки и выпуская пар изо рта. МакНили посмотрел на часы, застегнул пальто и поднял воротник, прикрывая уши. Прищурившись и задумчиво улыбаясь, Фэрли рассматривал лыжный склон. МакНили, подошел к Андерсону.

— Нашли что-нибудь?

— Я не могу определить в чем дело. Все показания в норме. Но каждый раз, когда мы начинаем заводить двигатель, появляется визг.

— Похоже на неполадки с подачей бензина. Вы проверяли топливный насос?

— В первую очередь. — Андерсон жестом выразил возмущенное недоумение. — Как бы там ни было, в качестве пассажира на той птичке, которую они послали для замены этой, летит механик.

МакНили кивнул. Вертолет — не такой уж хрупкий механизм, как кажется. Правда, ему не хватает сомнительной внешней стабильности, которую внушают крылья, и по этой причине большинство людей не доверяют ему, но в действительности вертолет обладает лучшими летными качествами, чем реактивный самолет: если реактивный двигатель остановится в воздухе, самолет врежется в землю, как бомба; если же в полете откажет двигатель вертолета, лопасти винта будут свободно вращаться, и можно посадить мертвую машину. К тому же при аварии вертолету для приземления требуется очень маленькая ровная площадка. МакНили с уважением относился к этим неприхотливым машинам.

Он похлопал по металлической обшивке вертолета и повернул назад. Андерсон большими шагами огибал дальний угол отеля, вероятно, направляясь в одну из задних мастерских, чтобы подыскать дополнительные инструменты.

Когда пилот скрылся из вида, МакНили приблизился к маленькой группе людей, в которой стоял Фэрли, и его мысли вернулись к похожему на бомбу замедленного действия заявлению Фэрли об отказе участвовать в выборах на второй срок. Это было заявление такого рода, что, сделанное сгоряча, оно не означало ничего; но такое решение, принятое с обдуманным спокойствием на основе ясных, с расчетом на будущее соображений, значило многое. МакНили, игрок выигравшей команды, честолюбиво желал продолжения, но Фэрли был абсолютно прав, и МакНили по здравом рассуждении мог только признать, что настало время оставить игры.