За время обеда она то и дело небрежно касалась его, очень чувственно, как будто отыскивала в его плоти некий дух. С каждым прикосновением Кросс все более и более жаждал ощутить прикосновение ее тела к своему. К концу трапезы он уже не чувствовал вкуса. Наконец с едой было покончено, Афина взяла его за руку и повела прочь из кухни вверх на два лестничных пролета, в спальню. Она сделала это грациозно, чуть ли не застенчиво, чуть ли не стыдливо, зардевшись, словно девственная невеста. Кросс только диву давался ее актерскому мастерству.

В просторной спальне на самом верху дома имелся небольшой балкончик, выходивший к океану. Стены покрывали аляповатые, крикливо-яркие полотна, от которых в комнате будто бы становилось светлей.

Они постояли на балконе, любуясь озаряющими комнату желтоватыми отблесками песчаного пляжа, другими домами Малибу, приткнувшимися вдоль линии берега и пестревшие прямоугольничками света. Крохотные птички, будто играя в салочки с морем, подбегали к самой воде и тотчас удирали от накатывающихся волн, чтобы не промокнуть.

Афина одной рукой обняла Кросса за плечи, а второй притянула его голову, приблизив его губы к своим. Они слились в долгом поцелуе, овеваемые соленым дыханием океана. Затем Афина увела Кросса в спальню.

Быстро разделась, выскользнув из своей зеленой блузки и слаксов. Ее белое тело сияло в лунном полусвете. Афина оказалась даже прекраснее, чем Кросс себе воображал. Сахарные высокие груди с малиновыми сосками, длинные ноги, изгиб бедер, светло-русые волосы на лоне, ее абсолютная подвижность – все будто выписанное на темном холсте белесым океанским туманом.

Потянувшись к ней, Кросс ощутил бархатную мягкость ее кожи, аромат цветов, исходящий от ее губ. Чистейшая радость прикосновения к ней была столь всеохватной, что он оцепенел. Афина начала раздевать его, очень ласково оглаживая ладонями его тело, как Кросс – ее. Затем, слившись с ним в поцелуе, мягко повлекла его на кровать. Кросс предавался любовным утехам со страстью, о существовании которой не знал, даже не догадывался. Он был так нетерпелив, что Афине пришлось гладить его по щекам, чтобы немного утихомирить. Кросс был не в силах выпустить ее из рук даже после того, как все осталось позади. Они так и лежали, не разнимая объятий, пока не начали все заново. Афина стала даже более пылкой, чем прежде, будто состязаясь с Кроссом, будто спеша открыть ему сердце. Наконец оба тихо погрузились в дрему.

Кросс пробудился, когда солнце только-только выглянуло из-за горизонта. Впервые в жизни у него болела голова. Он вышел нагишом на балкон и сел на один из плетеных стульев, наблюдая, как солнце медленно возносится из океана, начиная свое восхождение по небосклону.

Афина – опасная женщина. Убийца собственного ребенка, чьи косточки сейчас пересыпаны песком пустыни. И чересчур искусна в постели, она может прикончить его. В этот момент Кросс решил, что никогда больше с ней не увидится.

А затем ощутил, как ее руки обнимают его за шею, и его голова будто сама собой повернулась для поцелуя. Афина была в белом пушистом купальном халате, а волосы ее удерживались заколками, сверкавшими, будто драгоценные камни в короне.

– Прими душ, а я накормлю тебя завтраком перед отъездом, – сказала она.

Афина провела его в двойную ванную – два умывальника, два мраморных столика, две ванны и два душа. Здесь хватало и мужских туалетных принадлежностей: бритв, кремов для бритья, тонирующих кремов, щеток и расчесок.

Когда Кросс покончил с туалетом и снова вышел на балкон, Афина принесла поднос с круассанами, кофе и апельсиновым соком и поставила его на столик.

– Я могу сделать тебе яичницу с беконом, – предложила она.

– Нет, это меня вполне устроит.

– Когда мы с тобой увидимся?

– У меня масса дел в Лас-Вегасе. Я позвоню тебе на следующей неделе.

– Это означает «прости-прощай», не так ли? – Афина бросила на него оценивающий взгляд. – Эта ночь доставила мне настоящее наслаждение.

– Ты расплатилась со своим долгом, – пожал плечами Кросс.

Добродушно ухмыльнувшись, она заметила:

– Притом изумительно охотно, тебе не кажется? Мне это было совсем не в тягость.

– Пожалуй, – рассмеялся Кросс.

Она будто прочла его мысли. Вчера ночью они лгали друг другу, а нынче утром ложь бессильна. Афина будто поняла, что Кросс не смеет доверять ее красоте, что рядом с ней, зная ее грехи, он чувствует себя в опасности. Погрузившись в глубокое раздумье, она молча принялась за еду. Затем сказала: