Шрифт:
– Я знаю, что ты занят, но мне надо кое-что тебе показать. Можешь ты уделить мне нынешнее утро и вылететь полдневным рейсом? Это важно. Я хочу свозить тебя кое-куда.
Кросс не мог устоять перед искушением напоследок побыть с ней еще немного и потому согласился.
Афина села за руль своего «Мерседеса SL300» и повела его на юг по шоссе на Сан-Диего. Но, не доезжая до города, свернула на узкую дорогу, уходившую через горы куда-то в глубь материка.
Через пятнадцать минут они подъехали к ограде с колючей проволокой. За оградой находились шесть зданий красного кирпича, разделенные зелеными газонами и связанные окрашенными в небесно-голубой цвет тротуарами. На одном из зеленых квадратов группа из двадцати детей играла с футбольным мячом. На другой лужайке примерно десятеро ребятишек запускали воздушных змеев, а вокруг них стояло трое или четверо взрослых, наблюдая за игрой, но вся эта сцена казалась какой-то странной, неестественной. Когда футбольный мяч взлетал в воздух, большинство детей бросались врассыпную от него, а на другой лужайке воздушные змеи взлетали все выше и выше в небеса и не возвращались.
– Что это? – спросил Кросс.
– Пожалуйста, просто пойдем сейчас со мной, – умоляюще взглянула на него Афина. – Позже можешь задать любые вопросы.
Афина въехала через ворота, показав охраннику золотую бляху пропуска. Подъехала к самому большому зданию и припарковала машину возле него.
Войдя внутрь и приблизившись к столу регистрации, Афина вполголоса спросила дежурного о чем-то. Кросс держался в сторонке, но все равно слышал ответ.
– Она сегодня в хорошем настроении, так что вы сможете обнять ее в палате.
– Черт возьми, да что же это? – спросил Кросс.
Но Афина не ответила. Взяла его за руку и повела его по длинному, сверкающему кафелем коридору в смежное здание, смахивающее на какой-то интернат.
Сидевшая у входа медсестра спросила их имена. Когда она кивнула, Афина повела Кросса дальше по длинному коридору с шеренгой дверей. И наконец распахнула одну из них.
Они оказались в симпатичной спальне, просторной и светлой. Здесь обнаружились такие же странные, сумрачные полотна, как и на стенах дома Афины, но только раскиданные по полу. На стене висела небольшая полочка с рядом симпатичных кукол в накрахмаленных меннонитских костюмах. А еще на полу валялись принадлежности для рисования и живописи.
Тут же стояла кроватка, покрытая розовым пушистым одеяльцем и подушками в белых наволочках, расшитых алыми розами. Но ребенка в кроватке не было.
Афина подошла к большому ящику, открытому сверху, с выстланными светло-голубой мягкой обивкой стенками и дном; когда Кросс заглянул внутрь, то увидел лежащего на дне ребенка. Девочку. Она не обратила на них ни малейшего внимания, дергая за рукоятку в головах ящика. На глазах у Кросса она заставляла стенки сдвигаться, чуть ли не расплющивая ее.
Маленькая девочка, лет десяти, миниатюрная копия Афины, но абсолютно бесстрастная, с лицом, лишенным всякого выражения, а ее зеленые глаза казались невидящими, будто глаза фарфоровой куклы. И всякий раз, когда она поворачивала рукоятку, чтобы заставить стенки крепко стиснуть себя, лицо ее сияло полнейшей невозмутимостью. Пришедших для нее будто и не существовало. Афина перешла к торцу деревянного ящика и переключила управление, чтобы вытащить ребенка из ящика. Казалось, дитя легче пушинки.
Держа девочку, как младенца, Афина склонила голову, чтобы поцеловать ее в щеку. Но та поежилась и отпрянула.
– Это твоя мамочка, – произнесла Афина. – Ты не хочешь меня поцеловать?
От ее интонации сердце у Кросса разрывалось на части. Это была униженная мольба, но теперь девочка неистово забилась у нее в руках. Наконец Афина ласково отпустила ее на пол. Встав на колени, девочка тут же подхватила коробку с красками и огромный лист картона. И с головой ушла в живопись.
Стоя чуть позади, Кросс наблюдал, как Афина пускает в ход все свое актерское мастерство, чтобы наладить связь с ребенком. Сперва она опустилась рядом с девочкой на колени и, как любящая подружка, принялась помогать дочери рисовать. Но та даже не заметила ее.
Затем Афина села и с доверительной родительской интонацией принялась повествовать ребенку, что происходит на свете. Потом превратилась в раболепного взрослого, восхищающегося детскими картинами. Но в ответ на все ее усилия дочь лишь отстранялась. Взяв кисть, Афина попыталась помочь ей, но стоило девочке заметить это, и она тут же отняла у матери кисть, не проронив ни слова.
В конце концов, Афина сдалась.
– Я вернусь завтра, дорогая. Возьму тебя прокатиться и привезу новую коробку красок. Видишь, – проговорила она с полными слез глазами, – у тебя кончается красная. – Она попыталась поцеловать ребенка на прощанье, но две маленькие красивые ладошки оттолкнули ее.
Наконец Афина поднялась и повела Кросса прочь из комнаты.
Ключи она отдала Кроссу, чтобы по дороге обратно в Малибу машину вел он. И всю поездку проплакала, спрятав лицо в ладонях. Кросс был так ошеломлен, что не мог произнести ни слова.
Когда они выбрались из машины, Афина уже взяла себя в руки. Увлекла Кросса в дом, после чего обернулась лицом к нему.
– Это и есть ребенок, о котором я сказала Бозу, что похоронила ее в пустыне. Теперь ты мне веришь?
И в этот миг Кросс впервые искренне поверил, что, быть может, она его любит.