— Ты хочешь Козетту? — с подозрением спросила женщина. — Глупый, она придет под утро враскоряку, заработав много серебра, ей будет не до тебя.

— Жаль, — сказал Феликс, начиная злиться, — ваша дочь достойна лучшей доли.

— Ты унижаешь меня, — плаксивым голосом сказала мадам Момус. — Дурной мальчишка.

— Нет, мадам, — Феликс выпрыгнул из фургона. — Простите, мадам.

Наощупь он нашел свой трофейный кинжал, зашагал прочь от фургона, и вскоре пьяные рыдания перестали беспокоить его слух, зато холод, проникнув под скудную одежонку, стал совершенно нестерпимым. Некоторое время метаморф совершенно серьезно думал о том, чтобы вернуться и сожрать пьяную тетку — он более суток ничего не ел. Удержало его не милосердие, а страх, — наутро вся округа поднялась бы на поиски оборотня, и памятная внешность его была бы у каждого на устах.

Трое безродных псов выскочили из темного переулка и с остервенелым лаем набросились на Феликса. Обычно собаки недолюбливали его, но на прямое нападение никогда не решались. Возможно, псы учуяли кровавые мысли мальчика, но поразмыслить над этим феноменом у него не было времени — широкими взмахами клинка он несколько раз зацепил собак, и злобное рычание перешло в трусливый визг. Вверху заскрипели отворяемые ставни, и старческий голос произнес:

— Что здесь происходит? — пожилой человек в ночном колпаке и с масляной лампой в руке говорил по-фламандски.

— Я прошу прощения, добрый господин, — как можно приветливее заговорил Феликс на родном языке, — но я впервые в этом городе, и не знал, что собаки здесь приучены нападать на усталых путников.

— Как получилось, что благородный господин оказался в Намюре ночью в одиночестве? — старик свесил лампу как можно ниже со своего окна, силясь разглядеть того, с кем разговаривает. Феликс ступил в наиболее освещенное место и поднял лицо вверх.

— Мальчишка! — удивился старик.

— Мое имя Габриэль Симонс. Я паж из дома Берлемон, — Феликс назвал наугад одну из знатнейших фамилий Нижних Земель. — На дороге меня ограбили, и я остался без единой монеты в славном Намюре.

— Ваш господин Шарль де Берлемон, говорите вы? Бывший статхаудер Намюра, а ныне член Государственного Совета при герцоге Альба?

— Нет, другой, — Феликс клял себя за то, что сдуру назвал имя человека, известного всему Намюру.

— Жиль? Статхаудер Фрисландии? — въедливый старикашка был неплохо информирован о политических назначениях.

— Нет, — Феликс предположил, что до Фрисландии из Намюра далековато. Он лихорадочно вспоминал имена, которые часто мелькали в разговорах четы де Линь. — Епископ Камбрэ, я служу его преосвященству Луи де Берлемону.

— Ну, раз так, вам предоставят ночлег в монастыре, юноша, — голос старика стал строже, и он принялся закрывать ставни.

— Как же я доберусь ночью до монастыря? — жалобно протянул Феликс.

— Боитесь собак?

— Очень боюсь, — прорыдал Феликс.

— Ты можешь заночевать у меня под дверью, — смилостивился старик. — Только не пытайся зайти в комнаты, когда я сплю. Я дам тебе одеяло, но на большее не рассчитывай.

— Как скажете, добрый господин, — канючил Феликс ван Бролин, дрожа от голода и холода. — Как скажете. Спасибо вам.

Феликс не смог сразу заснуть, а с рассветом его уже разбудил звук наполняемого ночного горшка из той комнаты, под дверью которой он ночевал. Старик уже не лег досыпать, а принялся ходить по скрипучим половицам, отворять ставни, кряхтеть, одеваться, поэтому голодному Феликсу пришло в голову постучать в дверь.

— Добрый господин, — сказал он, когда хозяин комнаты откликнулся, — я хотел бы обменять редкую драгоценность на теплый плащ, или другую одежду, если у вас таковая отыщется.

— Что за драгоценность? — спросил старик, открывая дверь. Вероятно, наступление утра успокоило хозяина, и он решил более не тревожиться, что его могут ограбить. — Кинжал?

Ножны наверняка придали бы оружию дополнительную стоимость, но и сапфир в оголовке оружия, несколько камней помельче на гарде, да и само качество клинка и рукояти не позволяли усомниться в том, что семья Тилли не экономила на сыне. Старик повертел клинок, потом сказал:

— Я так понимаю, что вы, молодой человек, не хотите сами продавать оружие, — и взглянул на Феликса испытующе.

— Не хочу, — честно ответил мальчик. — И вовсе не потому, что кинжал замешан в чем-то предосудительном. Просто я еще молод, и у оружейника наверняка возникнут вопросы, тогда как вы сможете торговаться, не испытывая ненужного давления.

— Меня тоже спросят, почему нет ножен.

— Подобрать или изготовить ножны — плевое дело, — пожал плечами Феликс. — Скажете, что ножны где-то потерялись, и от вас отстанут.