— Ну хорошо, давай-ка не плачь сейчас, придумаем что-нибудь. Времени у нас много. Ты должен вырасти большим, высоким, стать выше меня, иначе гости засмеют!

Слова Махин-ханум успокоили его. Он почувствовал себя счастливым. Вскоре, найдя в уличном хламе старое заржавевшее кольцо, он тщательно отполировал его, вприпрыжку подбежал к матери, сунул ей кольцо и сказал:

— Отдай его Махин-ханум.

— Зачем?

— А мы хотим пожениться. Она согласилась.

Мать рассмеялась и сказала:

— Поздравляю вас, и живите вместе до старости. А когда точно вы поженитесь?

— Как только я вырасту большим, выше Махин-ханум. Тогда мы поженимся.

— Раз так, отдам ей. Но и ты будь разумным мальчиком, старайся расти побыстрее.

— Хорошо.

С этого дня он стал стараться быстрее взрослеть. Стоял перед зеркалом и возился со своими волосами. Как хотелось бы ему, чтобы поскорее усы выросли, борода появилась! О женитьбе он больше не заикался. Перед Махин-ханум теперь было стыдно. Он держался от нее подальше, а вот она не отставала от него.

— Что случилось, Исмаил-синеглаз? Слово свое сдержишь или нет?

Он смеялся и уходил: не хотел быть объектом ее насмешек. В то время он увлекся девочкой одного с ним возраста и тоже синеглазой — и решил вместо Махин-ханум жениться на ней, особенно потому, что у нее цвет глаз был, как у него, сине-голубой, и лицо светлокожее. После уроков он стоял недалеко от школы, ожидая, когда появится голубоглазая девочка, посмотрит на него и пройдет мимо. Перед тем, как прийти туда, он заботился о своей внешности — мочил и причесывал волосы, закатывал рукава рубашки, чистил обувь и брюки. Он стоял и крутил вокруг пальца тонкую цепочку, прислоняясь к бетонному столбу и насвистывая, не сводя глаз с поворота улицы. Голубоглазая девочка появлялась с подругой, а когда видела его, начинала шушукаться с ней и все время подбрасывала волосы движением головы. Исмаил быстро-быстро накручивал цепочку вокруг указательного пальца, потом разматывал и начинал то же самое сначала. Он знал, что голубоглазая девочка все это делает ради него, и говорил сам себе: «Два голубых глаза плюс два голубых глаза, получится четыре голубых глаза!»

Дома ему не сиделось. Как тюрьма ему был дом, неприятно там было, и он только ночевать приходил. Мать сердилась: «Если тебе есть, где жить, так и на ночь не возвращайся!» Она попросила Махин-ханум, чтобы ее муж окоротил Исмаила, чтобы тот немного взялся за ум и не шатался по улицам. Аббас-одиночка сказал: «Пусть приходит ко мне!»

И вот однажды, когда Исмаил стоял на улице, привалившись к бетонному столбу, и крутил свою цепочку, его увидела Махин-ханум. Подошла и спросила:

— Эге-ге, Исмаил-синеглаз, это какую же девочку ты выслеживаешь?

Он смутился:

— Ей Богу, ничего я не делаю, просто стою тут.

— Красавчик-синеглаз! А то я не понимаю, зачем ты тут стоишь, а то я глупая!

Он повесил голову, боясь встретиться взглядом с Махин-ханум.

— С завтрашнего дня начнешь ходить к Аббасу-аге, будешь велосипеды собирать. Понял, голубь? Мужчина должен трудиться и зарабатывать деньги, а не стоять у бетонного столба и глазки строить. С завтрашнего дня — понял или нет?

— Понял!

Так он стал работать в велосипедной мастерской вместе с Аббасом-одиночкой, угрюмым с утра до вечера. Только по вечерам, когда он шел в винную лавку и покупал горючее, Аббас становился немного веселее. Несколько раз, когда руки были заняты и сам он не мог сходить, он посылал Исмаила. Окна винной лавки до верха были слюдяными, и не было видно, что делается внутри. Вначале Исмаил боялся заходить. Но когда он несколько раз сходил туда и вернулся с выданным ему пакетом, страх исчез. Он уже спокойно шел, покупал, что надо, и возвращался. Пару раз он сунул нос в этот пакет, который нес для дяди Аббаса…

Аббас-одиночка с самого начала работы так заявил ему:

— Значит, цыпочка мой, не дай Бог ты еще хоть раз пойдешь по девичьим делам. Ты еще мал для этого, молоко на губах не обсохло. Это понятно тебе?

— Понятно, дядя Аббас!

— Тогда берись за работу!

И он взялся за работу: закрепить звездочку, накинуть цепь, накачать шины, выдавать напрокат велосипеды…

Велосипедная мастерская Аббаса-аги находилась рядом с пустырем, на котором мальчишки играли в футбол. Сам Аббас-одиночка очень любил футбол. В мастерской висело несколько больших фотографий футболистов. Когда у Исмаила не было работы, он бежал на пустырь. Немного поиграет — и вернется. Аббас видел это, но молчал. Только иногда, когда бывал совсем не в духе, ворчал: «Ну-ка цыпочка, не отлынивай от работы, что тебя как за штаны туда тянет?»

Но в глубине души он одобрял то, что Исмаил играет в футбол. Наблюдал краем глаза за игрой и говорил: «Если этот цыпленок соберется с силами, из него выйдет толк!» Несколько лет спустя Аббас-одиночка продал свою мастерскую и переехал. На его место пришел Али-Индус и превратил мастерскую в кофейню. Все изменилось, кроме Исмаила, который привык к этому месту. Только теперь он приходил в кофейню. Иногда он вспоминал Махин-ханум и Аббаса-одиночку и глубоко вздыхал.

…Была уже глубокая ночь. Кошки, словно мягкие скользящие тени, перебегали через улицу и прятались под машинами. Людей на улице не было. Исмаил несколько раз постучал в дверь. Никакого ответа. Он посмотрел по сторонам, отступил назад и, разбежавшись, прыгнул на выступ стены. Уцепился руками за ее верх, подтянул ноги и опустился на землю уже внутри, скользнув между опорами виноградных лоз. Постарался приземлиться на пальцы ног, чтобы не шуметь. Некоторое время сидел на корточках. Огни в доме были погашены. Мать закрывала от него дверь во двор, чтобы он приходил раньше, но он никак не мог. После того, как Али-Индус опускал жалюзи кофейни, у них как раз и начиналась поздняя жизнь.

Проводил время он все больше с Ильясом, который несколько месяцев назад вернулся из армии и по вечерам брал «Пейкан» своего отца и подрабатывал извозом. Они с Исмаилом сдружились в кофейне Али-Индуса. Поздними вечерами Ильяс сажал Исмаила сбоку от себя и выезжал на промысел. Говорил: «По ночам самые те, что надо, пассажиры: поддатые, обкуренные, головорезы, воры!» В одиночку ездить он не хотел. Исмаил говорил: «Ночи мне нравятся, хорошо время проводим!» Ильяс был высокий и слегка тощеватый, с круглой головой и курчавыми волосами, с добрым выражением карих глаз. Он отличался от других тем, что читал много книг и много ходил в кино. Фильмы ему нравились все: и иранские, и иностранные, а что касается книг, то он читал только романы: полицейские, любовные, исторические… Любил также журналы и тому подобное. И этими своими привычками он заразил Исмаила: тот тоже пристрастился к чтению и кино. Ильяс говорил: «Я либо писателем стану, либо режиссером. Вот увидишь!»