~ Это дорога только для одного из нас. Или ты, или я. Я теперь почему-то тоже чувствую притяжение где-то внизу. Так что, ты или идешь наверх, в Рай, или вниз, в свое тело. Выбирай ~

~ Я не хочу вниз! Там больно, плохо и страшно! ~

~ Мелкий, хватит хныкать! Ты вообще кто, мужчина или девчонка?! Э-э-э…, а правда, кто? ~

~ Я мальчик ~

~ Быстрее определяйся с выбором, не думаю, что его кто-то там, наверху, будет долго ждать - захлопнут дверь и будем мы здесь куковать до Судного дня оба ~

~ Если… Если я выберу свет, ты на меня сильно обидишься? ~

~ Нет. Скорей всего, ты его заслужил, так что вперед, в Рай! ~

~ А ты? ~

~ А я? А я спущусь вниз, и посмотрю, кто это там такой смелый и сильный, что бьет ребенка до смерти! Поверь, я тоже не подарок и о своих действиях он оч-ч-ч-чень сильно пожалеет! ~

~ Тогда, пока? ~

~ Бывай, мелкий! Пусть тебе там будет лучше, чем здесь ~

~ Стой, а как его зовут, твоего дядю? Да и тебя? ~

Блин, опоздал. Ладно, пошли вниз, разбираться с дядей, тетей и кузеном. Что-то мне это напоминает, однако.

* * *

Больно, больно, больно, больно! Как будто в легкие кто-то толченого стекла насыпал, так больно дышать! А с тела, будто всю кожу сняли, в соли обваляли и в кипящее масло бросили! Без паники. Ну-ка, пробуем раствориться в боли, как учил сенсей. Вдох, да не такой глубокий, дубина, захлебнешься кашлем! Еще раз, ма-а-а-аленький вдох, долгий выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Не отталкивать боль, а принять ее, растворить ее в каждой клеточке тела.

Маленький скрюченный комок, лежащий на полу малюсенькой комнатки, по сути, являющейся чуланом, со стоном распрямился, и оказалось, что это ребенок лет 5-6 на вид, одетый в какие-то тряпки, при более пристальном внимании оказывающимися одеждой на 3-4 размера больше нужного. Все видимое тело ребенка покрывали старые и совсем свежие синяки, ссадины и царапины. Распрямившись со всхлипывающим вздохом, больше похожим на стон, мальчик покачнулся и осторожно повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, оглядывая место, где пришел в сознание.

Топчан со старым матрацем, сломанный стул, тумбочка, помнящая еще войну, наверное, это и была вся обстановка в чулане. Но разглядеть ее мальчик не смог, во-первых, по причине темноты, которую только слегка рассеивал свет, бьющий в щели по контуру двери, а во-вторых, нечеткое изображение предметов, буквально расплывающихся перед глазами. Но даже тот немногий свет был загорожен чьим-то телом по ту сторону двери. Раздался лязг опираемых замков и убогую обстановку щедро выставил на обозрение хлынувший свет. Тем, кто открыл дверь, оказалась высокая сухопарая женщина, с похожим на лошадиное по форме лицо, сухой кожей, холодными глазами и узкими поджатыми губами.

– Дармоед, правильно Вернон говорил, что ты всего лишь придуриваешься, ленясь отработать свой хлеб! А я тебя еще пожалела! Ишь ты, валяется как какой-то богач, у которого все слуги делают! Давай, давай, нечего от работы отлынивать, у тебя еще газон не стриженный, розы не обихожены, посуда не вымыта и дом не убран!
– Все это женщина выговаривала ребенку, вцепившись в его плечо рукой, и волоча его за собой по коридору, не обращая внимания на всхлипы боли. Не выдержав такой «транспортировки», ребенок споткнулся и упал, задохнувшись от новой вспышки боли.

– Ты, бесполезный урод, где твои очки?!
– Возмущенно воскликнула женщина.
– Почему, вместо того, чтобы помочь своей семье, приютившей тебя после смерти алкаша-отца и шлюхи-матери, ты только и делаешь, что создаешь нам проблемы?!

Буквально в несколько шагов вернувшись в чулан и подхватив с тумбочки очки-велосипеды с перемотанной скотчем дужкой, женщина вернулась к, до сих пор, лежавшему на полу мальчику и, едва ли не швырнула, ему очки.

– Одевай и вставай, лентяй, живо!

Нашарив возле себя очки, ребенок одел их, и стал вставать. Самому ему сделать это было трудно и больно, поэтому он оперся на стоящую рядом тумбочку. Наконец сумев распрямиться, он уперся взглядом в висящее на стене зеркала, из которого на него глядели двое: женщина и безумно знакомое по рассказам брата лицо. Большие глаза, цвета первой травы за стеклами очков, густые, угольно-черные волосы, торчащие во все стороны, и приподняв волосы со лба - шрам в виде молнии.

– Не понял?!? Мелкий, ты что, был Гарри Поттером!?!?!?!!!

Глава 2.

– Вернон, нет, ты только посмотри на него! Только и может, что крутиться перед зеркалом!
– Пронзительный голос тети Петунии раскаленным сверлом ввинчивался в разламывающуюся от боли голову Гарри Поттера, тем самым выводя его из ступора, вызванного осознанием, в чье же тело вселилась нежелающая умирать душа. ГАРРИ ПОТТЕР!

– Ах, ты, мелкий паршивец, совсем обнаглел, - правое ухо прострелило болью, крепко схваченное пальцами-сардельками.
– Зря я послушал Петти, такие ненормальные уроды, как ты, от пары тумаков не дохнут!