Шрифт:
Рассвет всё не приходит, и это хорошо, потому что он не хочет рассвета.
Он любит, когда темно и тихо…
Гарри рывком сел на кровати, хватая ртом воздух. «С какой радости я смотрю чужие сны?!»
– Гарри, с тобой всё в порядке? Ты так кусал губы во сне и стонал, я подумал, надо тебя разбудить…
– Спасибо, Кевин. Ты правильно сделал… - Гарри наколдовал кубок с холодной водой и выпил всё залпом.
– Это был кошмарный сон, да?
– Хуже. Это было на самом деле…
* * *
«13.10.
Пока зелье настаивается, я пишу. Ещё полчаса надо подождать, чтобы всё было готово. И я могу написать, что думаю… я думаю, я псих. Зачем мне это надо? На черта я варю зелье «Mens et animus» [«Ум и сердце» - лат.]? Оно, между прочим, трудоёмкое, зараза… и некоторые ингредиенты пришлось у Слагхорна позаимствовать, самые редкие.
Нет, я точно псих. Кто ещё варил бы для заклятого врага такую редкость и ценность? Это зелье позволяет отбросить всё навязанное извне, воспитанием, привычками, другими людьми; пока оно действует, человек понимает и трезво оценивает свои истинные чувства и намерения. Действие, правда, краткосрочное, зависит от дозы, а помногу этого зелья не сваришь.
Почему я думаю, что истинные чувства и мысли Поттера - не те, что он демонстрирует каждый день? В лучшем случае - ненависть, в худшем - презрение и пренебрежение… Чего ещё я могу ждать от этого… гриффиндорца?
Тем не менее, я варю это зелье и могу определённо сказать по поводу его использования только то, что сам я ни пить его, ни вдыхать его запах не стану.
Я совсем не хочу знать, почему я взялся это варить.
Полчаса скоро пройдут, надо найти подходящий флакон.
14.10.
Я это сделал.
Я всё-таки это сделал. Но если бы я знал, что сделает Поттер, я бы передумал…
Сегодня перед ужином перехватил эту четвёрку у входа в Большой зал.
– Поттер, - говорю, - отойдём на два слова.
– Джеймс… - сразу вскидывается Блэк.
– Зачем?
– перебивает Поттер.
– У меня нет секретов от друзей, говори так.
И очень глупо, кстати.
– А у меня есть от них секреты, - фыркаю.
– Так что давай всё-таки отойдём. Захочешь, сам им всё расскажешь.
– Сохатый, мы будем рядом, если что, - выразительно говорит Блэк.
Поттер раздражённо закатывает глаза и первым уходит в боковой коридор.
Отсюда нас не должно быть ни видно, ни слышно. Хорошо, если Люпин удержит Блэка от того, чтобы рвануть следом и без лишних раздумий шандарахнуть меня каким-нибудь проклятием - хотя бы пять минут. Больше мне не надо.
Сердце колотится, как бешеное - я в жизни так не волновался, даже на самом первом уроке зельеварения, когда жутко боялся сварить что-нибудь не так.
– О чём ты хотел поговорить, Снейп?
– деловито интересуется Поттер.
– Да я на днях подумал, что вот эта штука мне и вовсе, в общем-то, не нужна… - рукой в перчатке из драконьей кожи я вытаскиваю из кармана мантию-невидимку (надо будет сразу отдать одежду эльфам для стирки, бережёного Мерлин бережёт) и небрежно швыряю в лицо Поттеру.
Преодолевая разделяющий нас с ним метр, лёгкая мантия разворачивается и накрывает голову Поттера - накрывает самым своим пропитанным «Mens et animus» нутром, делает гриффиндорца невидимым до пояса.
Поттер судорожно, конвульсивно как-то сдирает с себя мантию и комкает её в кулаке; поздно, уже надышался… сейчас, когда его лицо перекореживают противоречивые эмоции, посторонние примеси уходят из его мыслей и чувств. Сейчас Поттер - тот, кто он есть на самом деле. Я жду, не сводя с него глаз. Ну, что он предпримет? Что скажет? Что?
– Снейп… - произносит Поттер наконец - медленно, словно пробуя мою фамилию на вкус, перекатывая её во рту, как конфету.
– Северус…
– Слушаю, - бросаю я. А у самого сердце умчалось куда-то в пятки. Что учинит Поттер?
Поттер бросает мантию на пол и делает шаг вперёд - я подавляю инстинктивное желание отшатнуться.
– Северус, - шепчет он, - почему ты её вернул?
– Она тебе идёт, - ляпаю я, не подумав. Не ожидал такого вопроса.
Поттер смеётся - как тогда, в лазарете - и поднимает руку, чтобы мягко запустить пальцы в мои волосы.
– Не такие уж они и сальные, как кажутся, - тоном исследователя замечает он.
– Премного благодарен, - отвечаю. Плохо получается язвить, когда он вот так на меня смотрит.