– Ну наконец-то, я уж думал, ты никогда не проснёшься!
– бодро поприветствовал его Кевин. Хрупкая шея выглядывала из полурасстёгнутого ворота мантии, каштановые волосы растрепались.
– Счастливого Рождества!

– И тебе того же, - Гарри потянулся и нашарил на тумбочке очки.
– Ох, и чего тебе не спится?

– Я бы мог спросить, - ядовито ответствовал Кевин, - чем ты занимался прошлой ночью, если к половине одиннадцатого утра не успел выспаться, но, поскольку близнецы тоже ещё дрыхнут, то я даже не буду интересоваться.

Гарри ощутил, как к щекам приливает жаркая кровь; до сих пор в разговорах с Кевином тема телесной любви затрагивалась крайне редко, поскольку про пестики и тычинки Кевину объяснять не надо было, а для чего-то более подробного он был слишком мал. И таких шуток Гарри от Кевина не слышал ни разу, так что даже не знал теперь, как отреагировать.

– Хорошо же ты обо мне думаешь…

– Очень даже хорошо, - Кевин сел на край кровати, сгорбившись.
– Всю ночь напролёт, подумать только!..

– Кевин… - Гарри расстроенно прикусил губу.
– Что не так?

– Всё так, - мотнул головой Кевин; по мнению Гарри - чересчур быстро.
– Рождество, все веселятся, ёлки-подарки… всё отлично.

– Я не забыл о тебе, - с облегчением сказал Гарри, поняв, в чём дело.
– Я просто хотел сам отдать тебе мой подарок.

– У тебя есть для меня подарок?
– Кевин был искренне удивлён.
– А дядя Амос и тётя Сесилия в прошлый раз забыли, вспомнили о Рождестве через несколько дней, когда на календарь посмотрели…

Гарри мысленно пожелал чете Диггори удариться дурными головами обо что-нибудь твёрдое и излечить тем самым свою забывчивость и обнял Кевина.

– У меня пока нет склероза, - шутка была неловкой, но всё лучше, чем молчать.
– Сейчас подарю… Accio коробка!

Яркая коробка из цветной бумаги, перевязанная лентами гриффиндорских цветов, влетела Гарри в руки.

– С Рождеством тебя, - Гарри улыбнулся, глядя, как на щеках Кевина от улыбки появляются ямочки.

Лицо Седрика Гарри трансфигурировал сам; близнецы почти не помнили умершего два года назад хаффлпаффского ловца, а чтобы сделать куклу, надо было чётко представлять себе, что именно хочешь сделать, и не словами - «высокие скулы, римский нос, прямой подбородок» - а цельной картинкой. Но и Гарри, если честно, не мог бы поручиться, что отчётливо помнил лицо Седрика; с сентября лицо старшего Диггори уверенно вытеснялось из памяти лицом младшего - очень похожим, почти точно таким же лицом, только моложе и беззащитней. Седрик вообще, кажется, не ведал, что такое беззащитность; даже мёртвым, поверженным, он не был беспомощен. Кевин же состоял практически из одной только неуверенности и ощущения собственной ненужности… как сам Гарри когда-то. Гарри пытался представить себе Кевина счастливым - по-настоящему счастливым, таким, чтобы в глубине тёмно-серых глаз не таился страх потерять то немногое, что у него было - и не мог.

– Кто это?..
– Кевин внимательно рассматривал игрушку, хмуря лоб.

– Разве не узнаёшь?
– рассмеялся Гарри.

– Не узнаю, - неожиданно жёстко сказал Кевин и посмотрел Гарри в глаза.
– Это Седрик или я? Между нами, кстати говоря, есть разница…

– Разумеется, есть, - в замешательстве подтвердил Гарри.
– Это Седрик, видишь? Вот родинка на виске…

– У Седрика не было родинки на виске, - спокойно сказал Кевин; сжимавшие игрушку пальцы побелели.
– У меня есть такая родинка, а у Седрика не было. Я столько смотрел на его колдографии, когда он погиб, что выучил наизусть его всего. У него были волосы короче, чем у меня… и у этой куклы… и никогда не было родинки на виске.

Гарри в замешательстве взглянул на безмятежное красивое лицо куклы. Может ли быть, что внешность Кевина и внешность Седрика окончательно перемешались у него в голове, став чем-то единым, не тем и не другим?

– Правда?

– Правда, - Кевин неловко сунул куклу в карман.
– И… я… я не Седрик, чёрт побери!

– Я знаю, что ты не Седрик…

– Нет, не знаешь!
– Кевин вскочил с кровати.
– Ты даже не можешь различить наши лица! Ты Фреда и Джорджа различаешь запросто, а меня и Седрика не можешь! И ты вечно о нём думаешь, когда со мной разговариваешь!..

– А о ком мне думать?
– возразил Гарри резче, чем собирался.
– О Вольдеморте, что ли?

– А как насчёт меня, а?
– глаза Кевина сузились.
– И ведь ни с кем из первокурсников ты не сошёлся так, как со мной… потому что никто из них не похож на Седрика, как я!

– Если на то пошло, ты первым со мной заговорил и первым протянул руку!
– вырвалось у Гарри прежде, чем он осознал, кому и что говорит.

Кевин отшатнулся, словно Гарри дал ему пощёчину.

– Хотя я в любом случае захотел бы узнать тебя поближе, ты ведь так похож на Седрика, - только ляпнув это, Гарри немедленно осознал, что сделал только хуже. Почему, ну почему как раз тогда, когда не надо, язык у него быстрей мозгов?..

– Я. Не. Хочу. Быть. Для. Тебя. Памятью. О. Седрике, - отчеканил Кевин медленно, тяжело роняя каждое слово - как капли крови.
– Не хочу, слышишь?!!!

– Ты не… - начал Гарри, но замолк, когда дверь спальни громогласно хлопнула.

Повисшая в спальне тишина была неодобрительной; создавалось впечатление, что сам замок высказывает Гарри, как по-идиотски последний себя повёл.

– Я кретин, - пробормотал Гарри, утыкаясь лицом в ладони.
– Я просто король кретинов всего мира.