По бокам галереи были двери, но аврор их пока проигнорировал, сосредоточив все свое внимание на единственной двери в ее дальнем конце. Он сам не мог бы сказать почему, но его охватило какое-то странное волнение. И уже открывая ту дверь аврор был уверен, что найдет за ней что-то необычное, важное.

Однако к его разочарованию помещение, в котором молодой человек оказался, ничем не отличалось от уже виденных им сегодня пустых комнат. Разве что тем, что мебели в ней не было вообще никакой. Да стены были обтянуты необычной нежно-голубой тканью. Гарри посмотрел на потолок и не сдержал восхищенного возгласа. Такого красивого плафона в обрамлении не менее впечатляющей лепнины не было больше ни в одном помещении Принц-Мэнора. Да что там! Такого он даже в Хогвартсе не видел.

На потолке было изображено море. Ярко-лазоревые волны нежно обнимали серые камни скал, вздымавшихся в прозрачно-голубое небо. Игривые белые барашки еле уловимой лаской скользили по кое-где выглядывающим из воды утесам, а там, где в море выдавалась скала повыше, тысячи брызг целовали ее подножье. Море и скалы… И солнце, яркое, не по-английски щедрое, как будто бы тоже влюбленное в этот пейзаж - от этого зрелища у Гарри перехватило дыхание. В свои двадцать четыре года он никогда не был в других странах, но сейчас понял, что в место, подобное этому, отправится обязательно. Наверное, это где-то на Средиземноморье.

Молодой человек еще долго мог бы простоять в этой комнате, любуясь видом скалистой бухты, если бы не незнакомый женский голос, позвавший:

– Северус?

Гарри быстро огляделся и только тут заметил, что в комнате была еще одна дверь, обитая тем же материалом, что и стены, а потому практически незаметная. Голос явно прозвучал оттуда. Гриффиндорец подошел к двери, негромко в нее постучал и, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл.

– Мэм? Здравствуйте, я … - начал он говорить, прежде, чем понял, что и в этой комнате никого не было. Нет, не правда. На дальней ее стене висели две большие картины - портреты двух молодых девушек. Обе они были черноволосы и черноглазы, обеим было лет по шестнадцать, но на этом их сходство и заканчивалось. Девушка на левом портрете была необыкновенно хороша собой: нежная оливкового цвета кожа, выразительные большие глаза, крупные чувственные губы и маленький изящный носик. А еще - аристократически ровная спина, уверенная поза и прямой изучающий взгляд.

– Вы кто?
– спросила она, и Гарри понял, что это ее голос он только что слышал.

– Гарри. Гарри Поттер, мэм. Я живу тут с профессором Снейпом. То есть…

– Вы - любовник Северуса?

– Нет! Я его бывший ученик. А сейчас профессор помогает мне с одним зельем и…

– Ну и зря. Северус хороший человек, особенно учитывая, какими ублюдками были его отец и дед.

– Мама!
– вмешалась в разговор девушка со второго портрета. Гарри перевел взгляд на нее и мысленно охнул. Ее изображение он однажды уже видел - в той газете, что показывала ему Гермиона в конце шестого курса. Да-да! Это некрасивое лицо с длинным носом ни с чем нельзя было спутать. Портрет, несомненно, принадлежал Эйлин Принц, матери Снейпа.

– Что «мама»? Твой муж был законченным мерзавцем, и если ты после всего, что он с тобой делал продолжаешь его защищать, то это говорит только о том, что ты полная дура… Простите, мистер Поттер, не хотела вас смущать. Семейные разборки - единственное, что нам с Эйлин остается в этом пустом доме, - красавица смущенно улыбнулась и на ее щеках появились трогательные ямочки. Удивительно было осознавать, что столь нежное, хрупкое существо только что так резко говорила со своей… дочерью. Это что же, получается, она - бабушка Снейпа?!
– Знаете, Северус так редко бывает здесь… Может быть, вы смогли бы хоть иногда навещать бедных девушек и рассказывать, что происходит в мире?

– Даже не знаю, - Гарри отчего-то вдруг сделалось очень неловко. Само по себе его знакомство с портретами матери и бабушки Снейпа было чем-то… неуместным. Наверняка ведь эти две женщины были для зельевара самыми близкими людьми, раз уж во все доме остались только их портреты. И сейчас, общаясь с ними, он невольно вторгался в личную жизнь Снейпа. Почти как тогда, на пятом курсе - с думосбросом.
– Я попробую, но… Я аврор и своим временем не распоряжаюсь.

– И то верно - что такому красивому молодому человеку общаться с давно умершими женщинами. Уделяйте лучше свое время Северусу.

– Мэм!
– вскричал Гарри, смущенный тем, что несмотря на его возражение, его продолжили считать любовником Снейпа.

– Называйте меня Лаурой. А я буду говорить вам «Гарри», хорошо?
– бабушка Снейпа откинулась на спинку кресла, и с ее колен упал лежавший там кусочек ткани. Аврор непроизвольно проследил за лоскутком взглядом и отметил, что на нем был изображен какой-то герб: шесть кругов в золотом поле, пять из них красные, а верхний лазоревый с тремя золотыми лилиями.

– Э-э-э… Ладно.

– Ну вот и отлично, Гарри. А где Северус? Не скажешь, чем он сейчас занимается?

– Не знаю. Наверное, в лаборатории. Работает.

– Да?.. Странно. Сейчас же время… ах, прости, тебе, наверное, нужно идти?
– гриффиндорец не понял, из чего Лаура сделала такой вывод, но на всякий случай кивнул. Ему было неуютно в этой комнате с портретами и он как раз искал предлог, чтобы уйти.
– Надеюсь, мы еще увидимся. До свидания, Гарри.

– До свидания, мистер Поттер, - второй раз за все время заговорила Эйлин.