Выфху провожал долгими взглядами чародеев, насылающих друг на друга слова, вроде : «Повелеваю», «Закончить волшебство!», «Призываю волшебную палочку!», что-то непонятное на букву «Э», и даже страшное слово : «Распять». Правда, после этого слова волшебство, как они называли чародейства невиданные и фокусы, уж получше тех, что на торжище по праздникам показывают, быстро прекратили.

– Я убью его, Северус! Клянусь Марсом - Воителем убью! Прекрати волшебство! Сейчас же! Ava…

– Стой, Квотриус! Заклинаю тебя, повелеваю тебе сей же момент отпустить ни в чём не повинного Гарольдуса! Это я опять во всём виновен! Я, и только я призвал его к поцелуям и ласкам, ты же слышал!

– На меня твоё «Повелеваю» не действует, знай впредь о сием.

– Да… Когда успел ты научиться освобождаться от сильнейшего заклинания сего, о Квотриус?
– с искренним удивлением спросил растерянный Снейп.

– То не твоё дело.

– Так ты нагло прочитал у меня в уме, опять без спроса, запретное - как делается таковое! Воришка!

– Ах, ужели я и вором стал?

Тогда распрощайся со мною! Выбирай! Сейчас или ни…

– Silencio!

Квотриус замычал, но сбросить заклинание обычными силами не сумел. Тогда он впервые после неудачного в некоторых отношениях общения со Стихиями мысленно призвал Стихию Воздуха, чтобы произнести Убийственное заклинание для себя. Ведь это же так просто - пожелать умереть. И вовсе незачем биться головой о стену, как незачем и вскрывать себе вены. Только пожелать сильнее потому, что нет проводника - палочки, чтобы направить её в сердце.

Волшебная палочка, как и любовь, одна на двоих, оказалась в руке Северуса. Как и сердце Квотриуса, жаждающее в ответ на любовь свою занимать всё сердце возлюбленного брата, а не половинку его, отдав вторую этому безобразному Гарольдусу. Гарольдусу, которого убивать уже нет смысла. Ясно, что его с Северусом любовь закончилась, изжила самое себя. Непостоянным оказался возлюбленный и жестокий Господин дома, такой суровый северный ветер Квотриуса. Вот и сейчас - время северного ветра, время мороза и метелей.

Время умереть.

И Квотриус широко открыл рот и вдохнул воздух в запёкшиеся лёгкие. Стихия объяла его, но внезапно Северус упал к его ногам - Северус, чистокровный маг, к ногам полукровки!
– и воскликнул:

– Пожалуйста, не делай этого! Ради нас с тобою, нашей любви, которая, поверь, никуда не исчезла! Просто поверь мне! Но прими, как данность, что я люблю и Гарольдуса, Гарри! Не убивай никого, прошу, молю, Квотри-у-у-с…

Глава 7.

Стихия Воздуха разметала со стола блюда и чаши, разворошила пристольные подушки. Волосы Квотриуса, так и не подстриженные с самого отправления в поход и потому значительно отросшие, теребил мягкий ветерок. На коленопреклонённого Северуса и оставшегося в одиночестве недоумевающего Гарри, дул обжигающий ледяной вихрь, готовящийся по первой же команде Повелителя Стихий разнести их на мельчайщие кусочки, так, что нечего будет хоронить. Но Северус, да и Гарри думали не о смерти. Оба отчаянно желали жить и вместе встретить счастливое Рождество четыреста двадцать пятого года.

– Ты ведь величайший среди ныне живущих маг, маг Стихий. Тебе стоит только приказать одной из них, и она тотчас, по твоему велению, убьёт ослушника. Того, кто ослушался тебя.

Снейп, неожиданно для себя «читающий» в разуме Квотриуса без бывшего обязательным зрительного контакта, продолжал уговаривать молодого, рассердившегося, прежде всего, на себя, молодого волшебника.

– Я соделал сие. Только я виновен. Хочешь, убей меня, только отправь ненавистного тебе Гарри в «наше» с ним время.

Теперь, отныне только в «его» время.

– Так ты… Северус… ты решил остаться со мною?

Квотриус понял брата неправильно, вложив в его ясные слова смысл, который был так желатен ему самому.

– Нет, я так не решил и не решу, доколе останусь в живых. Я предлагаю всего лишь честный обмен любезностями.

Голос Северуса был исполнен иронии, хотя он по-прежнему стоял перед Квотриусом на коленях, обнимая его икры.

– Моя жизнь за жизнь Поттера в «его» времени, и да, небольшая добавка - забвение им всего, что произошло с ним за четыре года и, дай-ка посчитаю… ещё семь месяцев. Просто дунь на него слегка западным ветерком, это, правда, унесёт его на время некое в мир Немёртвых… Но он сильный чародей, выберется оттуда, живой и невредимый, только с некоторым привкусом долговременного Oblivate.

– Это заклинание Забвения, не так ли, Северус?

Квотриус получил полное разъяснение поступка Северуса, так ошеломившего его в первый момент, что он подрастерялся. Он почему-то не спешил подымать высокорожденного графа Снейп с колен.

Теперь Квотриус задал вопрос голосом внешне спокойным, холодным, но исполненным пронзительной вражды, словно ветер, расходящийся от него по всем направлениям сразу.

– Так значит ли сие, что жертвуешь ты, ты, великий маг, жизнию своею, едва успев зачать дитя, не дождаться рождения воистину счастливого наследника твоему роду, и всё сие - ради благополучия во всём сего ничтожного бывшего раба?! Не узнаю я тебя, о Северус. Но… не исполню я просьбы твоей, не обменяю жизнь твою пресветлую, столь дорогую мне, хотя бы, за то, что ты… был в жизни моей, на… это ничтожество, лишь зовимое магом. Я просто убью тебя.

– Эх, ну помереть за Героя - тоже ведь честь, и превеликая. Стану последней искупительной жертвой ради Избранного, к тому же любимого,– подумал Снейп.

Но его «услышали». Квотриус поинтересовался ещё более замораживающим голосом, хотя и без того уже во всей трапезной стало небывало холодно, о чём с таким усердием и самоотречённостью подумал высокорожденный брат, ради спасения никчёмной жизни недавнего раба ползающий перед ним, Квотриусом.

Даже кухонные рабы почувствовали поток освежающего ветра, каким-то чудом прилетевший в их пеклище.