– Я же предупреждал: мое зелье для тебя слишком крепкое! – выкрикнул Сандаварг, хотя вряд ли умирающий берсерк понимал смысл его слов. Зато их слышали все остальные, к чему Убби прежде всего и стремился. – Хэйл, брат Ярнклот! Хэйл, брат Ярнскид! Хэйл, Гуго Большая Башка и его огненный порошок!

– Стой… И умри! – не сказал, а выкашлял с кровью Кирк и, занеся дрожащими руками меч над головой, шагнул навстречу противнику…

…И собственной погибели.

Все еще дымящийся брат Ярнклот описал стремительный полукруг, перебил домару руку с мечом и угодил тому в висок, вмяв череп и сломав шею. Изувеченная голова Кирка безвольно упала на плечо, но он все-таки успел сделать шаг и резко опустить меч. Не будь Убби начеку и не отскочи вбок, рядом с одной раной на его голове возникла бы другая и наверняка смертельная. Но клинок разрубил воздух и, со звоном ударившись о мост, вновь выпал из руки берсерка. А вслед за мечом упал и сам Кирк, после чего его тело содрогнулось в коротких конвульсиях и замерло. На сей раз – окончательно…

Израненный Убби стоял над телом поверженного домара и, не выпуская из руки кистень, глядел на приближающихся к нему десятерых северян. Многие из них также были ранены, а один – тот, что не мог передвигаться без посторонней помощи, – опирался на плечи товарищей.

Руки северян были пусты – все свое оружие они рассовали в ножны и разгрузочные перевязи. И все же мы не до конца доверяли выжившим врагам и держали их на прицеле баллестирад. А позади них, сгрудившись и ощетинившись копьями, шли раскольники. Они явно не верили в то, что с Рощи снята осада, и боялись, что захватчики передумают и вернутся на оставленные ими позиции.

Дойдя до середины моста, северяне остановились. Я гадал, кто же из них возьмет на себя роль нового вожака, но, похоже, они это еще не решили. И потому просто стояли и вопросительно взирали на Сандаварга, дожидаясь, что тот им скажет.

Поняв, что никто не осмеливается заговорить с ним, Убби отмотал с запястья цепь, опустил оттягивающий руку кистень на мост, затем указал на труп Кирка и молвил:

– Я ненавижу берсерков, но готов признать, что ваш домар бился достойно. Есть среди вас те, кто сомневается, что я сражался с вашим домаром так же достойно, как он со мной? Или те, кто не расслышал, как я предупредил его о том, что тоже принял накануне одно зелье?

Северяне угрюмо переглянулись. Но поскольку дальнобойного оружия у победителя не было, Виллравен умер не от яда, и все отлично слышали, как он высмеивал зелья Убби, заявить ему протест никто не решился.

– Давайте, возразите мне здесь и сейчас или молчите об этом вечно! – повторил Сандаварг. Честно говоря, накинься северяне на него скопом, и израненному победителю придет быстрый и уже бесславный конец. Наверняка кого-нибудь из них подмывало крикнуть «Убьем собаку, братья!» и поквитаться за домара. Но наши скорострельные «Эстанты» и раскольничьи копья явственно намекали побежденным на то, что лучше им от этого воздержаться.

– Ваш поединок был честным! – в конце концов осмелился открыть рот кто-то из них. Прочие северяне поддержали товарища утвердительным бормотанием и дружными кивками.

– Да будет так, загрызи всех нас пес! – провозгласил Убби, после чего тоже подтвердил, что меч Кирка не отбил ему память: – Мое слово сказано и остается в силе: вы мне больше не враги, поэтому можете проваливать на все четыре стороны… Вернее, на три, потому что в Корабельной Роще вам больше делать нечего. Ни вам, ни этому шакалу Нуньесу! Прямо так ему и передайте, когда вернетесь на его дерьмовый Ковчег.

– Незачем нам туда возвращаться, – отозвался все тот же северянин, видимо, получив негласное одобрение говорить от имени всех. – Да и не с чем, сам же видишь! У Кирка был договор с церковью, но раз мы его не выполнили, зачем ей соблюдать соглашение с нами?.. Послушай, раз уж все так обернулось, просто отдай нам тело Кирка, выпусти нас, и мы уйдем. А куда – это тебя уже не касается… По рукам?

– По рукам, – не стал возражать Сандаварг. – Забирайте тело и оружие своего домара – это ваше право. Также, если хотите, можете осмотреть вашу разбитую развалюху – возможно, там тоже кто-нибудь выжил.

Северяне снова начали переглядываться, только на сей раз не угрюмо, а с нескрываемым удивлением. Удивленными были и возгласы, какие они при этом издавали.

– Погоди-ка! – обратился к Сандаваргу головорез-переговорщик. – Мы правильно расслышали: ты сказал, что нам можно забрать также меч домара?

– Да, загрызи вас пес, именно это я и сказал! – раздраженно подтвердил Убби. Ему хотелось поскорее покончить с болтовней и спокойно перевязать свои раны.

Недоумение северян объяснялось просто. У них было принято, что в таких поединках победитель присваивал себе оружие побежденного. И чем важнее был поверженный враг, тем сильнее ценился оставленный им трофей. Ну а про ценность меча Виллравена и говорить нечего. Такое легендарное оружие не прибрал бы к рукам, а тем более заслуженно, только сумасшедший… Или Убби Сандаварг, у которого вдруг обнаружилась неслыханная по северным меркам широта души.

– Но… почему так? Ведь Кирк не отдал тебе тогда секиру Тунгахопа, – продолжал недоумевать переговорщик.

Прежде чем ответить, Убби вновь подобрал меч, взвесил тот в кулаке, неторопливо покрутил перед собой, оглядел клинок, испачканный его же собственной кровью… Возможно, так же оценивал свое оружие и Кирк, когда впервые взял его в руки. Разве что домар остался доволен приобретением и забрал его себе. А Сандаварг, немного поиграв с мечом, вложил его в руку мертвого берсерка и на том завершил свое знакомство с трофеем.