Виконтессе было за сорок. Невысокого роста, пышногрудая, она все еще сохраняла на округлом бледноватом лице признаки той девичьей смазливости, которая в свое время позволила ей пройти путь от сиротствующей домашней воспитательницы до супруги барона, а после того как барон стал жертвой странного нападения лесных разбойников, осчастливить себя титулом виконтессы.

— Вы слишком молоды для той славы, которая гуляет с вами по полям битв в обнимку со смертью, — потянула к Гяуру свое красивое личико де Сюрнель.

Отчаянное покачивание головой должно было подчеркивать почти материнскую озабоченность виконтессы судьбой молодого полковника.

— Главное, чтобы слава оказалась достойной воина, пусть даже «в обнимку со смертью».

— Он прав, виконтесса, он прав, — упредил возражение дамы принц де Конде. — И вообще, будьте милосердны: сегодня этот воин — герой бала. Случается же такое. По-моему, нас уже приглашают к столу, — улыбнулся он величественной королевской улыбкой.

— Вы тоже правы, — поспешно согласилась виконтесса. — Сейчас пригласят. А что касается героя бала, который, надеюсь, станет также героем Франции, то, как любого другого героя, его ждет награда.

Гяур и принц вопросительно посмотрели на хозяйку замка, но она загадочно промолчала. Все раскрылось, когда, после заметно затянувшегося молчания, камергер вдруг зычно объявил:

— Графиня Диана де Ляфер де Корнель! Графиня просит извинения у всех собравшихся за некоторое опоздание.

— Как видите, я сдержала свое слово, — порывисто сжала руку полковника виконтесса де Сюрнель. — Теперь дело за вами. Господа, — обратилась она к высокому собранию, — прошу всех в зал для пиршеств. Нам есть за кого поднять наши кубки с вином.

Присутствие большого количества людей совершенно не смущало графиню де Ляфер.

— Наконец-то я снова вижу вас, — направилась она прямо к Гяуру. Причем произнесено это было таким тоном, словно они в самом деле не виделись целую вечность, а все эти сцены с недавней покупкой дворца полковнику попросту причудились. — Это невыносимо, князь.

И когда предусмотрительная де Сюрнель, не забывшая, что графиня — женщина замужняя, уводила ее под руку, все оглядывалась на Гяура, словно их опять насильно разлучали.

— Вы меня озадачиваете, князь, — вполголоса доверился полковнику принц Ян-Казимир. — Впервые слышу и даже вижу, чтобы несравненный де Конде уступал кому-либо первенство: будь то на поле брани или на пиру. Не знаете, из каких побуждений он прибегает к этому?

— Я-то считал, что при этом он уступает вашему натиску, — иронично предположил князь.

Ян-Казимир почти растерянно взглянул на него и, уже входя в ярко освещенный зал, решился:

— Теперь вам трудно будет поверить, князь, но вынужден признать, что в какой-то степени вы правы. Я действительно хочу, чтобы во время возвращения в Варшаву меня сопровождал один из героев Франции, а не просто полковник-наемник.

— Оказывается, Шарлевиль — по-настоящему сказочный замок, способный дарить целые вечера заслуженных сюрпризов и незаслуженных наград.

В этот вечер принц де Конде и впрямь был великодушен. Представляя собравшимся своего личного гостя — польского принца Яна-Казимира, он намекнул, что в скором будущем тот станет обладателем польской короны, и это сразу же привлекло усиленное внимание к будущему королю всех присутствовавших за столом молодых француженок и фламандок. Воспользовавшись этим, главнокомандующий, не мешкая, объявил тост за дружбу двух корон и за скорое прекращение войны, слухи о котором усиленно распространялись по всем окрестным европейским столицам. Ну и, конечно же, и за доблесть французских солдат, столь немеркнуще раскрывшуюся именно благодаря этой «испанской кампании».

Что бы там ни говорили о солдатской грубоватости принца де Конде, сегодня он был явно в ударе. Его красноречие зарождалось из незримых источников мудрости, а щедрая простота являла пример того, с каким королевским радушием этот наследник французского престола способен не только держаться за столом, но и править страной.

— Вы все еще живы, мой отчаянный князь, — мечтательно потянулась через стол графиня де Ляфер, словно только сейчас заметила присутствие Гяура. Она умышленно села напротив князя, чтобы видеть его лицо, чтобы, наконец, видеть его… — Только что мне рассказали о вашей сегодняшней битве. Это ужасно. Хотя, судя по всему, боги этой страны хранят вас с той же признательностью, что и боги Польши.

— Вы — язычница, графиня. Вот, оказывается, почему орден иезуитов столь неравнодушен к вам.

— О да, я стала бы украшением любого из его инквизиторских костров. Вы не согласны, мой столь же искушенный в искусстве боя, сколь и в искусстве риторики, князь?

— Когда-нибудь нас обоих возведут на один из таких костров.

— Это будет самый величественный и загадочный костер Фламандии, — все так же мечтательно улыбнулась Диана.

Они переговаривались по-польски, и все сидящие рядом могли лишь догадываться, о чем это они воркуют через неширокий стол, и завидовать их никому не ведомому здесь, кроме Яна-Казимира, языку. Но королевич восседал во главе стола, рядом с главнокомандующим. Оба принца были заняты собой, виконтессой де Сюрнель и ее юной дочерью Жанеттой. Той самой, которая, по замыслу хозяйки замка, уже сейчас, в свои шестнадцать, вполне могла бы сменить Шарлевиль на любой из королевских дворцов — будь то в Париже или Варшаве. Ради этого, собственно, и был устроен званый ужин.