— Правда, это правда! — тотчас же признал он.

— Отпусти его, — приказал де Конде палачу. — Впредь он охотно будет отвечать на все наши вопросы.

— И все же, как он оказался здесь? — из вежливости Гяур обратился к Яну-Казимиру, хотя помнил, что казнить его должны были по приказу главнокомандующего французской армией.

— За него, видите ли, вступился мой братец, король Владислав IV. Ясно, что по настоятельной просьбе кого-то из своего окружения.

— Скорее всего, тайного советника Вуйцеховского, — смело предположил Гяур. — «Никому не известного, никем в Варшаве не узнаваемого…». Советовал бы запомнить это имя, ваше королевское высочество. Вам еще придется столкнуться с этим служакой короля.

— Он прав? — грубо потребовал Ян-Казимир подтверждения у Корецкого.

— Прав. Поскольку все еще жив, — ответил тот, опустошая свой кубок, и умоляюще посмотрел на адъютанта, выполнявшего здесь еще и роль слуги. Однако тот со своими обязанностями не спешил.

— Вначале Корецкого вырвали из рук военных, которые должны были повесить его. Потом засадили в тюрьму и начали какое-то следствие. Но в конце концов выпустили за выкуп, словно он был пленным.

— Очевидно, это уже работа одного из парижских «вуйцеховских», — заметил Гяур.

— С которым очень тесно связан посол Польши во Франции. А тем временем Корецкий появился здесь вместе с тремя наемными убийцами. Узнав, что в замке Шарлевиль готовится званый вечер, о котором сгорающая от счастья виконтесса де Сюрнель поспешила раструбить на пол-Европы, они прибыли сюда, наняли себе в помощь еще двух головорезов, служанку виконтессы и решили расправиться с нами без всякого суда и заступничества. С помощью кинжалов и яда. Я сказал что-то не так? — грозно осклабился Ян-Казимир, глядя на Корецкого. — Тебя спрашивают!

— Все так, — мрачно ответил тот. — Будь я проклят.

— За этим дело не станет. Как и за палачом.

Адъютант наполнил кубки всех четверых. И все четверо выпили.

«Мир знал всякие “тайные вечери”, но такие видеть мне еще не приходилось», — осмотрел Гяур мрачное подземелье, в котором их «банкетный зал» занимал лишь очень незначительное место. По обе стороны от каменной перегородки, у которой стоял сейчас Корецкий, это подземелье уходило куда-то вглубь возвышенности, на которой воздвигнут «Шарлевиль».

Почти с минуту за столом царило тягостное молчание. Все понимали, что это уже не пир, а поминки.

— Не кажется ли вам, что мы оказываем слишком большие почести этому негодяю? — первым его нарушил Гяур: — Свое предсмертное вино он вполне мог выпить в изысканном обществе палача.

— Вы правы, — взглянул на принца де Конде Ян-Казимир, давая понять, что хозяин положения здесь главнокомандующий и что стол был сервирован по его прихоти.

— Дело не в этом негодяе, — спокойно поддержал королевича главнокомандующий. Полковник вновь наполнил их кубки, и принц де Конде поднялся. Гяур и Ян-Казимир последовали его примеру. — Дело вовсе не в нем. Через несколько минут этому наемному убийце отрубят голову, и путь его в нашем грешном мире завершится подземельем Шарлевиля. Однако нам с вами земной путь этот еще предстоит и, хотелось бы надеяться, довольно долгий. Не будем скрывать от себя, что это трудный путь к славе, власти, к трону.

Ян-Казимир понимающе прокашлялся. Если речь идет о пути к трону, то касается это, прежде всего, собственного пути принца к трону Польши.

— Пощадите меня, — неожиданно взмолился Корецкий. — Князь Ян-Казимир! Король! Ваше величество! Я буду служить вам, как не служил ни один раб. Как ни один раб в этом мире!

— Докажешь свою преданность в том мире, куда тебя сейчас отправят, — холодно обронил королевич. — Палач, казнить!

Откуда-то из мрака возник палач, вновь схватил узника за волосы, резкий взмах короткого меча — и истекающая кровью голова оказалась у него в руке.

Все трое внутренне содрогнулись, но не подали виду.

— Исчезни, — приказал палачу принц де Конде.

Удалить палача было нетрудно, куда труднее оказалось оставаться в обществе казненного.

— Мы с вами — те люди, имена которых Европе еще только предстоит узнать и восславить, — продолжил главнокомандующий, стараясь забыть о них обоих. — И не кровь этого мерзавца объединяет нас, но слово дружбы и все то, что мы сделали сейчас, спасая друг друга от подлых убийц, которые сегодня могли убить вас, а завтра меня.

Гяур удивленно взглянул на принца.

— Это так, — подтвердил Ян-Казимир. — Эти убийцы должны были настигнуть и главнокомандующего. Только с этим условием Корецкого и отпустили из парижской тюрьмы.

Гяур вежливо промолчал. Ему не хотелось верить в то, что кому-то в Париже понадобилось избавиться от «французского Македонского».

— В Польше сейчас назревают важные события, господа, — вновь вернулся к своей мысли принц де Конде. — Поэтому я сделаю все возможное, чтобы вы, принц Ян-Казимир, могли в любое удобное для вас время отправиться к берегам Речи Посполитой. Фрегат, захваченный у испанцев полковником, простите, теперь уже генералом Гяуром, — в вашем распоряжении. Кардинал Мазарини об этом уже уведомлен.