Это не слишком эстетичная тема, о ней не принято говорить, но в условиях вагона она превратилась в вопрос жизни. Не знаю, как другие – я же не в состоянии была облегчиться, когда рядом люди – тут же за тонким покрывалом, на расстоянии протянутой руки. Я ждала до двух часов ночи – времени, когда люди погружались в беспокойный сон, и лишь в редких случаях мне удавалось немного облегчиться. Меня все время распирало, живот болел. Полагаю, что и другие страдали. Ведь рижане всегда отличались хорошими манерами – но когда пятьдесят человек заперты в вагоне, лишенном всяких санитарных удобств, люди вынуждены приспосабливаться к варварским условиям.

Вновь и вновь вспоминались мне слова мамы: хорошо, что дедушка умер раньше. Два месяца отделяли его смерть от начала нашего путешествия. Он, без сомнения, не выдержал бы в этих условиях и умер бы в муках в этом вонючем вагоне. Кто и где похоронил бы его? Ведь нас не освободили бы ради его похорон. Проводники поезда просто выбросили бы его тело из вагона.

На десятый день с начала нашего «путешествия» эшелон стоял на товарной станции города Кирова. Киров был одним из выдающихся деятелей компартии послереволюционного периода. Сталин видел в нем опасного соперника, более популярного, чем он сам (Кирова называли «любимцем партии»), и организовал покушение на него. Официальная версия гласила, что Кирова убили «враги народа». Ему устроили пышные похороны с участием Сталина, и город Вятка был назван его именем.

В третью ночь стоянки на станции в вагон вошли трое мужчин; один из них держал в руках официальный документ. Обитатели вагона сели на своих нарах и с тревогой смотрели на них. Человек с документом начал читать список имен и фамилий и приказал всем тем, кого он назвал, сойти с нар. Названы были имена мужчин, глав семей, и папы в том числе.

Поднялось волнение, женщины кричали, и только мужчины, столпившиеся на маленькой площадке возле двери, стояли молча, словно смирились со своей судьбой. Все думали, что их собираются казнить.

Человек со списком поднял руку и потребовал, чтобы все замолчали. Установилась напряженная тишина.

– Не впадайте в панику, – сказал представитель власти. – С вашими мужьями ничего плохого не случится.

– Куда вы уводите их? Зачем? – кричали женщины.

– Условия в вашем вагоне тяжелые, в него вселили слишком много людей. Мы хотим облегчить ваше положение и переводим мужчин в другой вагон. Когда поездка кончится, вы воссоединитесь.

Сопровождавшие его мужчины открыли настежь двери вагона и приказали толпившимся внизу ссыльным выйти. Они исчезли в ночной темноте, без возможности проститься с женами и детьми.

После их ухода в вагоне разгорелись споры. Несколько женщин поверили объяснениям «начальника», но большинство не поверило, в том числе и моя мама.

– Вдруг они начали заботиться о наших удобствах? Глупости! – сказала она.

– С другой стороны, если они намерены их убить, то зачем им понадобилось везти их до Кирова? – возражали другие. – Они могли сделать это даже в Риге!

– В Кировской области находится большой лагерный комплекс, носящий название «Вятлаг», – сказала одна из женщин, более осведомленная, чем другие. – Вероятнее всего, их разместят в лагерях и будут использовать как рабочую силу.

Большинство согласилось с ее мнением, но многие все же надеялись, что по окончании пути мужья присоединятся к ним.

Не помню, плакала ли мама. Последующие дни слились в моем сознании в густой туман, в котором невозможно выделить какие-либо детали.

Эшелон продолжал свое движение на восток. Через несколько дней он пересек Уральские горы. Мы находились в азиатской части СССР, в Сибири.

Много сказаний посвящено этому огромному краю, который всегда был местом ссылки противников власти – прежде царской, а затем и советской. Само слово «Сибирь» наводит на мысли о суровом климате, о страшных зимних морозах. В школе нам рассказывали, что и Сталин отбывал там ссылку. Но мы не знали, что сами будем жить в поселке, удаленном на сорок километров от села Нарым, где жил ссыльный Сталин, в то время молодой революционер. После революции и смерти Ленина, когда Сталин стал единоличным «вождем», избу, где он жил, превратили в музей, призванный увековечить его пребывание там и заодно показать «жестокость царского режима».

Забегая вперед, скажу, что мне довелось побывать в этом музее, я приезжала в Нарым, когда там временно работал мой муж. Изба, в которой жил ссыльный Сталин, была покрыта стеклянным куполом, чтобы сохранилась в веках и не развалилась. Внутри, если верить словам женщины-гида, все сохранено в том виде, в каком было при Сталине. Обстановка, надо сказать, была вполне приличной. В ответ на вопрос посетителя, как Сталин зарабатывал себе на жизнь, женщина-гид сказала, что ссыльных революционеров власти обеспечивали всем необходимым. Нам бы такую жестокость – невольно подумала я тогда.

По территории Сибири эшелон продвигался быстрее, потому что на пути было мало больших городов. Проводники стали обращаться с нами человечнее и даже разрешали выходить из вагонов на небольших станциях – видимо, не опасались, что кто-нибудь сбежит. Местные жители подходили к поезду и пытались продать обитателям вагонов молоко, яйца, овощи. Мы могли покупать только продукты, не требующие варки – ведь варить было негде.

Сибирские жители носили рваную и залатанную одежду, многие были босыми. Деревни и поселки, мимо которых мы проезжали, тоже имели запущенный вид. Все, что мы видели, в корне отличалось от того, что мы слышали о счастливой жизни в СССР…