Когда мой сын вышел на свет, он не кричал. Весь персонал поспешно занялся его реанимацией. Я видела, как его держат за ножки вниз головой и хлопают по попке. Потом они с ним побежали в другую комнату. Я осталась одна в родильном зале, на столе – и тогда впервые в жизни испытала приступ спазм мускулов. Боль пронизывала все тело, руки и ноги искривились, невозможно было пошевелиться. Никто не слышал моих стонов, все были заняты реанимацией ребенка.

Позднее я читала в медицинском журнале, что такие спазмы называются послеродовым коллапсом и могут привести к смертельному исходу. Не помню, чем все кончилось, как я попала на койку в палате. Вероятно, я на какое-то время потеряла сознание.

На следующий день, когда мне принесли ребенка на первое кормление, я была удивлена желтизной его кожи. Дежурная сестра сказала, что желтуха новорожденных – это обычное явление, не требующее лечения; через несколько дней она исчезнет. В целом ребенок здоров, вес 3,5 кг. Личико у него припухшее – тоже обычное явление после тяжелых родов. Пухлые щечки подпирали глаза и сужали их. Женщины в палате называли его «китайчонком».

Когда я вернулась с ребенком домой, моя свекровь Ходая перешла к нам на несколько дней, чтобы помочь мне. Я предпочла бы отказаться от ее помощи: душа была полна затаенных обид. Я не простила ей вечные упреки в том, что я «порчу жизнь ее сыну», особенно в связи с участием в последней вечеринке. Я согласилась участвовать, в попытке угодить ей, и это дорого обошлось мне и моему ребенку.

У нее были претензии только ко мне. Сыну она никогда не делала замечаний по поводу его пристрастия к водке и легкомысленного отношения к семье.

На сей раз право выбора имени новорожденного принадлежало мне. Согласно традиции, я выбрала одно из двух имен покойного дедушки – Михаэль, в русском произношении Михаил. Мы звали его Мишей.

Желтуха у него действительно прошла, но не через несколько дней, а через месяц. Миша был красивый ребенок, спокойный, толстенький – в точности такой, как я мечтала.

Ада все еще была в санатории. Благодаря хорошему уходу и питанию она немного поправилась, но болезнь по-прежнему гнездилась в ее теле.

Как я уже упоминала, мои отец и брат ездили летом 1957 года в Ригу, чтобы встретиться с родными, уцелевшими от Холокоста, и позондировать почву относительно возможности возвращения. Хотя власти и взяли со всех освобожденных подписку о невозвращении в места высылки, этот запрет фактически не соблюдался, и почти все бывшие ссыльные в разное время вернулись в родные места.

Мы уже знали, что мамины сестры с семьями погибли. Из родных со стороны папы уцелели два племянника, сыновья его сестры, и муж племянницы, дочери его брата; сама племянница с двумя маленькими детьми погибла. И еще в Риге проживал другой племянник, Арон, который был ссыльным в Красноярском крае, но каким-то образом стал свободным уже в 1946 году. Его отец, старший брат папы, дядя Яков, умер в сталинском концлагере, а мать, тетя Роза, готовилась вернуться в Ригу с места ссылки.

Вот что осталось от большой разветвленной семьи – трое переживших Холокост и один вернувшийся из ссылки. Папа и брат услышали от них немало подробностей о том, как была уничтожена большая и прославленная община евреев Латвии.

Евреи Латвии в целом и Риги в частности не были вывезены в лагеря смерти в Польше: не было недостатка в палачах, помогавших уничтожать евреев на месте. Массовые расстрелы в Румбуле и Бикерниекском лесу были произведены почти без участия немцев. То же можно сказать о сожжении Большой хоральной синагоги вместе с согнанными туда евреями.

Поддержка немцев местным латышским населением привела к тому, что республика была полностью «очищена» от евреев. Только часть молодых мужчин была отделена от обреченных на уничтожение; их содержали в особом лагере и использовали как рабочую силу. У людей с профессиями было больше шансов уцелеть. Если кто-нибудь, по мнению немцев, работал недостаточно хорошо, то его отправляли на расстрел в ходе следующей «акции».

Племянникам папы удалось бежать из такого лагеря в лес перед отступлением немцев и скрываться там до прихода советских войск.

Все уцелевшие создали семьи. К удивлению папы оказалось, что они очень разбогатели. Всего двенадцать лет тому назад вышли из леса, не имея ничего – и теперь у них были роскошные квартиры в центре Риги, великолепная мебель, дачи в Юрмале, машины – редкое явление в те времена. Видимо, они обладали исключительными способностями: и от немцев сумели ускользнуть, и при советской власти добились больших успехов.

Насколько папе удалось понять, секрет их обогащения скрывался в умении включиться в «параллельную экономику». После отступления немцев из прибалтийских республик советские власти долго не могли вернуть их в русло социализма. В первые послевоенные годы там процветал частный бизнес, в большинстве своем подпольный, и люди с инициативой загребали большие деньги. Многие частные предприятия продолжали существовать и в дальнейшие годы, в полулегальном положении. Сразу после восстановления советской власти возник острый дефицит товаров потребления, и владельцам частных предприятий легко было продавать свою продукцию и подкупать людей аппарата власти, чтобы они «не видели» их бизнес.