Шрифт:
Аркадий Ройтварф.
Разведчики задержали гражданского человека, заросшего густой черной бородой, в телогрейке, подпоясанной широким ремнем, за который, на спине, был заткнут топор.
— Мы не можем с ним объясниться! — Сразу признал в нем еврея и заговорил на идиш. История его такова: Когда в 1939 году немцы пришли в Польшу, ему удалось скрыться, а всю его семью расстреляли. Он ушел в лес. Выслеживал и убивал немцев. Топором. Оружие не брал. Только топором. Пять лет. Как одинокий волк мстил за своих близких. За пять лет ни разу не ночевал в доме. Только в лесу. Заходил в деревни. Его кормили, давали с собой.
«Что теперь будешь делать? Немцы далеко». — «Не знаю». — «Как зовут тебя?». — «Не надо».
Нухим Бохман.
После недельных, круглосуточных боев, когда удалось вырваться и спасти людей, встречали как героя, (и был представлен к этому званию, но получил Знамя) несли на руках. Лежал в какой-то комнатке, приходил в себя. Вошла девушка, стала его целовать, ласкать. Знал: это девушка сержанта и тот берег ее для себя. Отослал. Встретил сержанта: «Я ж не скотина!». Сержант разволновался: «Для вас я был готов на все!». — Неправдоподобно. Но — было.
Магомет. (Фамилия не сохранилась).
Увидел на обочине раненых немцев, семь человек. Политработники говорили: «К пленным надо относиться гуманно». — Погрузил в бричку, повез. Встретился командир полка: «Ты кого везешь? Они твоих родителей расстреляли! Мать-перемать! Двух автоматчиков ко мне!». — Повыкидывали из брички и расстреляли…
В другой раз шел по линии связи, из леса вышел немецкий солдат: — Плен! Плен! — Закинул карабин за плечи и пошли рядом. Еврей и немец. Нагнала машина с артиллеристами. Соскочили: «Куда ведешь?!». — И затоптали сапогами насмерть…
После Победы попал в 306-й рабочий батальон охранять немецких военнопленных. Немецкие офицеры ходили в чистых мундирах, с наградами и смотрели на наших с презрением. Охрану кормили баландой, ни крупинки не просматривалось. А у немцев крутая болтушка. Перелезал на их сторону и повар-немец — наливал по знакомству.
Побежденный — победителю…
Михаил Мишнаев.
Никакой эвакуации не было. Районное начальство сбежало. Решили идти сами… Собрали по чемоданчику и пошли в сторону Орши — там надеялись сесть на поезд. Отошли от местечка километров двадцать до села Рубеж. Там приняли первый «бой»: на беженцев напали местные крестьяне, стали рвать из рук чемоданы, узлы — все…
В следующей деревне уже были немцы…
Яков Генин.
На восьмой день войны комсомольцам объявили, что они поедут на несколько дней, «пока отгонят немцев», до старой границы и тогда вернутся в Вильнюс. С собой велели взять полотенце, мыло и зубную щетку. На полторы тысячи учеников комсомольцев было одиннадцать человек. Сели в автобус. Сели и родители — как же, единственная дочь, надо проводить. То, что они увидели на вокзале, повергло их в панику: поезда брали штурмом, лезли в окна. И они сели в поезд вместе с дочкой.
У нее было полотенце. У них — ничего…
Берта Шенкер.
В Грозном зачислили в школу младших командиров. В один из дней вышел в перерыве во двор, старшина крикнул: «Садись в машину! Поедете в лес заготовлять дрова». — Подбежал, схватился за борт, одна нога на колесо, занес вторую… Вышел офицер: «Куда? Отставить! На занятия!». — Машина уехала. И не вернулась… Поехали искать. Нашли пять трупов.
Всех убили чеченцы…
Соломон Шоп.
В батальоне был молодой солдат Черепанов. Так случилось, что батальон освобождал его родное село, где у него оставались мать и девушка. Село было занято неожиданно, никто и не подозревал, что русские так близко. Дом находился на окраине. Распахнув дверь увидел мать. Но в каком виде! Мать была сравнительно молодой женщиной — едва за сорок. Она была накрашена, завита и совсем не походила на несчастную, заморенную голодом. Рядом с ней, в таком же расфранченном виде, стояла его девушка… Забежали соседи, сказали, что мать открыла публичный дом для немцев и вовлекла в эту грязь его девушку! Черепанов весь затрясся. И застрелил мать! Хотел застрелить и девушку, вошедший комбат не дал.
Этих женщин ненавидели больше, чем немцев.
Ида Черепанова (однофамилица).
Училище было в Перми (тогда Молотов), где они жили. В 1943 году, надорвавшись на непосильной работе, умерла мать… Единственный сын. Братьев и сестер не было. Отца он не помнил. Пошел к начальнику училища генерал-майору Коротаеву И тот отказал!
— Училище, мол, будет грузиться на фронт. — Это было вранье. И это знали все. Что делать? Мать. Больше никогда не увидит. И он ушел в самоволку. Всю ночь просидел у изголовья. На похороны не остался. Хоронили соседи. На проходной его уже ждали — сорвали погоны, отобрали ремень, отстегнули хлястик, руки назад. Построили училище: