Карповский рынок был небольшим. Справа от ворот стояло двухэтажное здание. На втором этаже сидела администрация. Мы сразу же поднялись туда и отыскали кабинет директора. В этот момент нас догнал какой-то невысокий плотный мужчина с реденькими светлыми волосами, тщательно зачесанными назад, и, ухватившись за ручку кабинета, открыл дверь. После этого он задержал на нас взгляд и спросил:

— Вы что-то хотели?

— Мы бы хотели поговорить с господином Барсуковым, — вежливо ответил Седой.

— Это я. А что вам нужно? — довольно бесцеремонно спросил директор, по-прежнему держась за ручку двери.

— Видите ли, мы журналисты. Хотели бы побеседовать, — сказал я.

Седой показал свое служебное удостоверение. Я показал свое, которое мне выдали сегодня утром.

— Журналисты? — нахмурился он, внимательно рассматривая удостоверения. — Не о чем мне беседовать с журналистами!

— Да вы не волнуйтесь, мы не отнимем у вас много времени. В крайнем случае, мы можем прийти, когда вам будет удобно, — примирительно заговорил Седой.

Последние слова были произнесены уже в спину закрывающему за собой дверь Барсукову. Однако Седой проявил обычную, видимо, для журналистов настойчивость и отправился вслед за директором в кабинет. Я пошел за ним.

— Я вам что сказал?! — заревел, увидя нас в кабинете, Барсуков. — Вышли отсюда, оба! Я с вашим братом-журналистом вообще ничего общего не хочу иметь!

— Послушайте, — жестко заговорил Седой, — я с вами не о вашем здоровье пришел говорить. Если вы сами не сознаете важности создавшейся ситуации, то я вам готов объяснить. Убит известный журналист Александр Бомберг. На расследование этого преступления брошена масса сил и средств. Неужели вы считаете, что разумно в этих условиях отказаться дать интервью той газете, чей сотрудник погиб? Насколько я знаю, у вашей фирмы были свои отношения с Бомбергом, и простыми они не были.

— Да, не были, — зло произнес директор.

И после некоторого раздумья сделал приглашающий жест рукой.

— Да, у нас были к нему претензии, — сказал он. — Но это не значит, что я не уважал его как журналиста и плохо относился к нему как к человеку.

Тон и поведение Барсукова менялись на глазах. Агрессивный настрой сменился корректностью и, казалось, вот-вот должен был перейти в доброжелательность. Но этого не случилось. Директор подчеркнуто вежливо объяснил:

— Я могу вам сказать следующее. Бомберг выступил в ситуации, сложившейся вокруг приватизации Карповского рынка, на стороне наших конкурентов. Статья, написанная им, создала нам немало сложностей. Но эти сложности можно скорее отнести к сфере имиджевой оценки деятельности нашей компании. Однако я уверен, что Бомберга ввели в заблуждение, подсунув ему факты, не соответствующие действительности. И удивляет, что такой журналист, как Бомберг, не предпринял никаких действий для проверки этих сведений. Хотя для этого достаточно было обратиться к нам, оппонентам. Однако это его выбор, и мы его за это не осуждаем.

— Но, однако же, вы обвинили его в непорядочности и предвзятости, — заметил Седой.

— Я вам еще раз повторяю, — уже более жестко произнес директор, — что одно дело — претензии к Бомбергу как журналисту. Это обычный и даже заурядный процесс ведения споров двумя сторонами. Другое дело — убийство человека. И я категорически против того, чтобы трепали имя нашей фирмы в связи со смертью журналиста. Более того, мы это никому не позволим. Всякий, кто захочет заработать себе авторитет на этом деле, серьезно рискует нарваться на неприятности. В общем, копайте там, где нужно, и не лезьте туда, куда вас не просят.

Концовка речи Барсукова была выдержана в том тоне, в котором начиналась наша беседа. И я понял, что пора закругляться. Видимо, ничего путного мы здесь больше не услышим. И мои мысли тут же подтвердились действиями Барсукова. Он встал и сказал:

— Господа, я считаю оконченным наш разговор. Я сегодня крайне занят.

Седой порывался еще что-то спросить, но я опередил его. Я поднялся с места и сказал:

— Нам действительно пора. Спасибо за беседу.

— Пожалуйста, — раздраженно ответил Барсуков и вызвался нас проводить.

Мы спустились на первый этаж и, пройдя мимо мясных рядов, у входа распрощались с Барсуковым. Скорее всего директор решил все-таки оставить о себе благоприятное впечатление. «С чего бы это?» — подумал я.

Еще несколько минут мы постояли у рынка, ловя машину. Потом погрузились в какую-то старую «Ниву» и поехали в редакцию. Всю дорогу мы молчали, так как обсуждать, собственно говоря, было нечего. Однако, зайдя в нашу комнату в редакции, Седой тут же спросил:

— Ну, что-нибудь уяснил для себя?

— Если откровенно, то ничего, — ответил я. — Думаю, что мы просто зря потратили время. Надо узнать сегодня вечером у Дынина, работают ли менты над этой версией…

Дверь кабинета открылась, и перед нами предстал ответственный секретарь Савраскин.

— Где материал? — спросил он.

— Какой материал? — удивленно взглянул на него Седой. — Я сегодня ничего сдавать не должен.

— Ну, этот материал в медицинскую колонку… Я не знаю, кто из вас его пишет.

Седой вопросительно посмотрел на меня.