— И как проголосовал Совет? — глухо спросил Аттила, уже заранее зная каким будет ответ.

— Когда ваш брат предложил, чтобы Константинополь заплатил за мир золотом… — Баламир опустил голову и не договорил. Впрочем, догадаться о том, что было дальше, не составляло труда.

Золото, с отчаянием подумал Аттила, вот что испортит его народ. В недавнем прошлом безразличные к «желтому железу», которое по причине мягкости не годилось для практических целей, гунны в последнее время сделались буквально одержимыми им. Узнав, что золото дает почти безграничную власть и богатство, они забыли обо всем на свете ради обладания им. А тут еще Бледа подбросил им вредную мысль насчет того, что восточные римляне могут стать для гуннов дойной коровой. Подобно жадным мальчишкам, попавшим в никем не охраняемый фруктовый сад и никого не желающим слушать, они быстро отбились от рук и думали только о том, как бы поскорее добраться до сокровищ. Аттила понимал, что если не уничтожит зло в зародыше, не отвратит людей от соблазна, его мечта — сплотить народ в единое целое, пользуясь поддержкой и дружбой римлян, — отодвинется еще дальше. Всего одним неосторожным жестом Бледа мог сорвать весь его тщательно разработанный замысел.

Хлыст в правой, поводья в левой — Аттила и Бледа стояли друг против друга на лесной опушке. С Аттилой был юный Баламир, с Бледой — воин в возрасте, опытный, крепкий. Подняв руку, он крикнул:

— Никакого другого оружия, кроме хлыстов. По лицу не бить. Схватка продолжается, пока кто-то не сдастся. — Он посмотрел поочередно на каждого из противников и, получив в ответ согласный кивок, опустил руку.

Волоча по земле длинный кнут и не спуская глаз с брата, Аттила двинулся по периметру поляны. Бледа сделал то же самое. Со стороны могло показаться, что их кони соединены невидимой осью. Аттила видел, что противник напуган: нездоровое, расплывшееся лицо блестело от пота, вместо привычной хитроватой ухмылки — нервная гримаса. К тому же Бледа пребывал не в лучшем физическом состоянии и уже начал жиреть — став соправителем, он предался чревоугодию и ни в чем себя не ограничивал. Тем не менее отказаться от брошенного братом вызова Бледа не мог, не рискуя прослыть трусом, — а для гунна, тем более правителя, нет клейма позорнее.

Поединок на кнутах требовал опыта и мастерства, достигаемого только через постоянную и усердную практику, храбрости и трезвого расчета. В идеале цели — вынудить противника отступить или нанести удар — должен достигать каждый выпад, поскольку повторить его быстро невозможно. Наносимые хлыстом повреждения варьировались от рубцов до серьезных рассечений.

Постепенно напрягая правую руку, Аттила выждал удобный момент и нанес удар. Кожаный ремень рассек воздух с быстротой рассерженной гадюки, хлестнул Бледу по плечу и вспорол одежду и кожу. Бледа вскрикнул от неожиданности и боли и выбросил руку в ответном выпаде, но ему недоставало быстроты, и Аттила легко ушел в сторону. В следующий момент кнут метнулся змеей по земле, вскинулся и снова укусил Бледу — на этот раз в грудь. Поединок продолжался, ремни свистели, шипели, сворачивались и щелкали. Превосходство Аттилы было заметно — почти каждый удар достигал цели, тогда как неловкие выпады брата не таили в себе почти никакой угрозы.

Серьезно увечить Бледу Аттила не собирался — он лишь хотел преподать ему урок, наказать за самомнение и наглость, а еще выведать кое-что, о чем брат умалчивал. Баламир рассказал, что после Совета Бледа несколько раз уединялся с некоторыми его членами и вел с ними долгие разговоры. По просьбе Аттилы молодой воин даже подслушал кое-что из этих разговоров, с риском для себя притаившись у юрты Бледы одним поздним вечером. Голоса звучали приглушенно, и разобрать удалось не все, но, похоже, речь шла об условиях, которые следовало навязать Восточной империи в обмен на согласие воздержаться от враждебных действий и возобновить действие мирного договора, за что уже проголосовал Совет. Снести преднамеренное оскорбление, выразившееся в исключении его из обсуждения важнейшего вопроса, Аттила не мог — отсюда и вызов на поединок.

Бледа уставал — удары становились все менее точными, поспешными. В глазах его горели страх, ненависть и что-то еще, что-то непонятное, как будто он готовил какую-то подлость. Какую? Бледа незаметно кивнул, и Аттила вдруг почувствовал, что не может подтянуть хлыст. Оглянувшись, он увидел, что напарник Бледы схватил ремень и быстрым движением обмотал его вокруг пояса. Баламир попытался было вмешаться, но получил удар в висок и рухнул на землю. В следующий момент щеку и нос обожгла резкая боль. Аттила обернулся — опасливое выражение на лице брата сменилось довольной ухмылкой. Бледа уже готовился ко второму удару; первый, придись он чуть выше, оставил бы его без глаз.

Спасение было в быстроте, и Аттила действовал молниеносно. Конь, наученный верно истолковывать малейшее движение всадника и выполнять любой приказ, почувствовал, как колени хозяина сжали его бока и проворно подался назад. Напарник Бледы не успел опомниться, как Аттила врезал ему в лицо кнутовищем.

Здоровяк взвыл от боли, отшатнулся, выпустив ремень, и схватился обеими руками за раздробленную челюсть. Все произошло так быстро, что когда Аттила оглянулся, брат еще не успел даже изготовиться для удара. Ужас мелькнул в глазах Бледы. Он торопливо выбросил руку, но Аттила, не обращая внимания на боль, схватил ремень и резко дернул к себе. Кнутовище выскользнуло из ослабевших пальцев. Аттила бросил хлыст поднявшемуся с земли Баламиру и дрожащим от ярости голосом крикнул:

— Что ж, братец, теперь смотри. Смотри и запоминай, как поступает Аттила с предателями. — Он тронул коня, и охота началась.

После каждого удара обезоруженный Бледа взвизгивал и молил о пощаде, тщетно пытаясь извернуться, укрыться от злобно щелкающего кнута. Кожаный ремень рвал в клочья одежду и кожу, рассекал до костей плоть, делая из Бледы окровавленное чучело. В конце концов он покачнулся, замер, пытаясь устоять, но потом с воплем вскинул руки и свалился мешком на землю.