Темная баба не знала, как угодить высокому гостю и почтительно величала его «господином». От этого юному послушнику становилось неуютно и тошно, будто он, не имея на то права, получал что-то, еще не заслуженное.

Креффа же принимали в самой богатой избе — у старосты.

Ночью, лежа на хозяйском месте — на широкой лавке, укрытый теплым меховым одеялом, Тамир долго не мог уснуть. Слушал, как за плотно закрытыми ставнями свистит ветер и от глухого отчаяния и тоски в этот миг спасли только мысли об Айлише. Как она там? Скучает, наверное… В другом углу жалко всхлипывала под тощим одеялом безутешная вдовица. Под ее тихий плач парень, наконец, погрузился в смутную полудрему.

Утром, когда его лошадка трусила следом за жеребцом Донатоса, невыспавшийся, разбитый, озябший Тамир проклинал Дар, и свою судьбу, которая так насмеялась над ним, дав способности к магии мертвых.

…Все его последующее учение больше походило на каждодневную пытку.

Однажды неркомант привел ученика в мертвецкую и велел разрезать опухшему перележавшему покойнику грудину, чтобы вывернуть ребра и подобраться к потрохам. Но парень, едва взявшись за широкий нож с зазубринами на лезвии, не выдержал и кулем повалился на пол. Запах гниющей плоти и вид голого синюшного трупа уже вызывали у него ужас, а при одной мысли о том, чтобы пилить кости и резать человеческое тело, словно овечью тушу — сознание уплыло в неведомые дали. Пол и потолок каземата поменялись местами и начинающий маг смерти рухнул на каменные плиты, увлекая за собой высокий стол с ножами, пилами и молотками.

Пара хлестких пощечин и ведро ледяной воды быстро привели ученика в чувство. Он слепо моргал, пытаясь понять, где находится, что случилось и откуда так омерзительно несет тухлым мясом. И только слова креффа окончательно прояснили послушнику ум:

— Или ты сделаешь, что приказано, или останешься тут до утра. В одиночестве. Уж после этого точно полюбишь покойников.

Как он резал, пилил и выворачивал смердящую осклизлую плоть, Тамир запомнил на всю оставшуюся жизнь. А еще запомнил, как долго и мучительно его рвало желчью, и боль скручивала живот, а ослабшее тело дрожало, обсыпанное ледяным потом. Донатос все равно в ту ночь бросил его одного в каземате — отмывать покойницкие нечистоты и собственную рвоту.

После этого урока впервые поесть Тамир смог только через три дня. И хотя сжевал он всего один сухарь, нехитрая трапеза удержалась в животе ненадолго. А мясо парень не ел вплоть до самой зимы — от одного вида и запаха скручивался в узел и блевал без остановки. Донатос, заметив, как осунулся и побледнел ученик, сказал лишь: «Ты на своем подкожном сале год можешь жить, не жрамши».

Учились некроманты по ночам. Как объясняли Донатос и Лашта (еще один крефф колдунов) время некроманта — ночь. Магия мертвых сама по себе штука жуткая, поэтому учиться ей следует так, чтобы навсегда вытравить из себя страх перед покойниками, Ходящими и даже простой темнотой.

Среди учеников Лашты была одна девка по имени Зирка — невысокая, кряжистая и простодушная, но темная-а-а… беспросветно. В ней чувствовалась какая-то глубокая внутренняя сила, которая была вызвана не столько душевной стойкостью, сколько неумением тонко чувствовать мир. Тамир смотрел на нее с завистью, когда она говорила:

— Ну что, что человек? Внутре-то все, как у хряка: потроха, кости да мясо.

Зирка казалась неземным существом! Пятеро парней — остальные ученики двух креффов-колдунов — завидовали ей смертно. А потом девка пропала. Тамир решил, что наставник положил ей какой-то особый урок, но прошла седмица, другая, а Зирка не появлялась. Тогда ученик Донатоса спросил у одного из ребят Лашты — белобрысого паренька с отчаянно бесцветными глазами — куда исчезла чудная послушница? В ответ тот буркнул:

— Мертвяк загрыз… Упокоили уже.

Тамир побелел. Он как-то забывал о том, что леность и глупость в Цитадели могут быть смертельны, а теперь в памяти всплыли слова главы Нэда, услышанные в первый день приезда.

Донатос, который, несмотря на свою черствость и равнодушие, был весьма приметлив, уловил перемену в ученике и однажды, когда послушник терзал ножом тело полуобратившегося волколака, вырезая тому сердце и печень, спросил:

— Боишься помереть, а, Тамир?

Парень вскинул на наставника глаза и ответил честно:

— Помереть — нет. Подняться или обратиться — очень.

Крефф усмехнулся и сказал:

— Правильный страх. Но это — страх. А маг не должен бояться. Страх парализует волю и ум.

— Зачем я его режу? — спросил вдруг парень и отложил в сторону нож. — Для чего? Он же мертвый.

Наставник зевнул и потянулся:

— Ты учишься не брезговать и не бояться, запоминаешь, где и какие потроха находятся. Ну и еще… смотри.

Донатос взял из глиняной миски черное влажно блестящее сердце, достал из-за пояса нож и сделал тонкий надрез на мертвой плоти. Потом тщательно обмыл клинок в рукомойнике и уколол себе палец. Капля крови мага стекла в рану на сердце волколака. В темноту покойницкой упали несколько слов, которые Тамир не успел разобрать, а в следующую секунду мертвяк, с разверстой грудиной резко сел и холодная ладонь, покрытая жесткой волчьей шерстью, ухватила послушника за плечо.

Случись это на месяц раньше, парень бы охрип от вопля, а может и чего похуже случилось бы, но за последние несколько седмиц учебы Тамира было уже не так легко испугать, тем более рядом стоял наставник… Тело начало действовать поперед разума. Свободная от захвата рука схватила разделочный нож и вонзила его в лежащую на столе печень.

— Ард-хаэр! — рявкнул Тамир, усиливая колдовство приказом на языке Ушедших.

Хватка волколака в тот же миг ослабла, и мертвое тело с грохотом рухнуло обратно на стол.