Горло судорожно сжалось, отказываясь пропускать воздух, ноги предательски задрожали, а рука бессильно разжалась. Ведро с грохотом упало на каменный пол, щедро расплескивая грязь. Лесана начала пятиться. Чтобы разойтись в этом мышином лазе обоим следовало слегка прижаться к стене, но Донатос шел неторопливо и прямо.

Язык прилип к небу, сердце ломилось прочь из груди, и ноги подгибались. Крефф шел на выученицу, и по его глазам никак нельзя было судить, что он задумал.

Миг, и некромант ухватил девушку за затылок, дернул к себе.

От ужаса та не смогла даже пискнуть. Донатос же, круто развернувшись, вжал послушницу в ледяную стену и склонясь к уху сказал:

— Неловкая ты какая…

Холодная рука надежно держала жертву за шею.

— Неужто боишься меня?

Лесану начала бить крупная частая дрожь. В каземате они были одни, и делать он с ней мог все, что возжелает. А если и спустится кто, увидит их, так оттого позор ее станет только мучительнее.

Но даже теперь она не могла проронить ни слова — ни умолять его, ни упрашивать. Только трястись.

Рука колдуна скользнула к содрогающемуся девичьему стану, мягко коснулась завязки на штанах, потянула.

Девушка зажмурилась, деревенея телом, силясь вжаться, слиться со стеной, с камнями, но… в следующий миг стальная хватка ослабла и крефф, пихнув выученицу так, что она кубарем полетела в разлитую по полу грязную лужу, исчез в темноте каземата.

Как не было его.

Раздавленная, униженная, Лесана беззвучно разрыдалась, лежа в грязи и трясущимися руками приводя в порядок одежду.

Хранители светлые, когда же это все закончится-то?

Нуступил вьюжник. Суровый, с морозами и метелями. Целыми днями за стенами Цитадели завывал, скулил, свистел и бился ветер, наметая к подножию крепости рыхлые сыпучие сугробы. Но Лесана по-прежнему жила в подземельях, редко выбираясь на поверхность. Разгневанный ее неуклюжестью и неумением Дарен наложил на девушку двойной оброк, превратив ее едва ли не во вторую Нурлису. Она теперь тоже целыми днями носила дрова, мыла, терла, топила, будто поденщица. Вот и теперь…

Послушница захлопнула решетку каземата и прополоскала грязную тряпку в ведре. Уф… Да когда же Клесх возвратится? Надоело ей мыть, да чистить. Все руки в цыпках и трещинах, кожа стала как мочало! А ведь сегодня еще и мертвецкую драила. И только попробуй где-нибудь не промыть, мигом объявится Дарен и ткнет носом в плохо сделанную работу.

Он уже явно решил для себя, что ни на что иное, кроме как драить полы — выученица Клесха не способна и потому давал ей, как назло, самые обидные и бестолковые поручения.

Ну и пусть. В конце концов, обычный бабский труд. Но именно-то это и злило Лесану до невозможности. Осознание собственной бесполезности вызывало приступы горькой обиды.

Сегодня у двери казематов нес сражу Тамир.

Вот закончит девушка свою грязную работу и можно будет посидеть вдвоем на узкой скамье, поговорить ни о чем. Ей так спокойнее.

— М-м-м…

Тихий, как шелест ветра, стон нарушил тишину подземелья. Лесана вскинулась.

Голос был слабым-слабым. Так стонет человек, стоящий на грани смертной муки и понимающий, что любой его стон эту муку только усугубит. И терпеть нету мочи, и молчать сил не осталось.

— М-м-м…

Прерывистое женское дыхание доносилось из соседней темницы.

— Эй… — осторожно окликнула Лесана, нащупывая на поясе тяжелую связку ключей.

Ответом ей была тишина. Кем бы ни оказалась узница, она затаилась, силясь не выдать себя.

— Чего стонешь?

Послушница вытащила из настенного кольца факел и подошла к решетке, силясь разглядеть, что там творится. На узком топчане, прикрытом соломой, лежала на боку беременная баба с непомерно большим животом. Лицо она прикрывала рукой, так как яркий свет огня усиливал ее страдание.

Лесана вгляделась. Женщина обнимала тяжкое чрево и старалась окаменеть, слиться с лежаком, на котором скорчилась.

— М-м-м… — узница не удержалась и снова выдохнула долгий исполненный муки стон.

Да она, похоже, вот-вот разродится!

Выученица пошарила на поясе, выбирая ключ, и принялась шуровать в замке. Уж кого-кого, а беременную бабу, пускай и Ходящую, боевому магу бояться стыдно.

— А ну, ляг на спину! — скомандовала послушница, закрепляя факел в настенном кольце. — Да ноги разведи, ну!