Тут занавеска отодвинулась, Чернонд, насмешливо искривив рот, жестом позвал к столу. Это был низенький столик на изящных ножках. Сидеть вокруг него пришлось на полу.

Как ни был голоден Володя, он совсем измучился во время этого обеда. Коленки замлели. Хотел сесть по-другому, но чуть не опрокинул столик. Тут уж даже Унгхыр укоризненно покачала головой. Пришлось снова сесть смирно. Все-таки в гостях, хоть и насильно приволокли сюда.

Словом, Володя вздохнул свободно, когда обед закончился и шаман важно сказал:

— Гости сыты…

Посуду тут не мыли. Лунд небрежно повыкинул чумашки в «прихожую», прямо с остатками еды. «Ну и порядочки», — подумал Володя.

Потом Лунд улегся, загораживая вход, на полу и тотчас глубоко, сонно задышал. Заснул на охапке шкур и Чернонд. Ни на Володю, ни на Унгхыр они не обращали больше внимания, словно разом потеряли всякий интерес к пленникам.

Времени терять было нельзя. Володя приподнялся и осторожно потянул Унгрых за рукав. Но старуха покачала головой, указав при этом на древесные стружки, которые шаман привесил в проем двери.

— Язык дерева… — чуть слышно шепнула Унгхыр. — Инау…

Володя удивленно взглянул на стружки. Как это они сообщат о побеге? «Глаза у них есть, что ли? А где же этот самый язык? Предрассудки какие-то!» — рассердился он и неожиданно зевнул. Посмотрел на Унгхыр и увидел, что она дремлет, прислонясь спиной к стене. «А что если одному убежать?» подумал Володя, но он не знал, куда идти. В этот момент Лунд что-то забормотал, переворачиваясь на другой бок, и словно угадав Володины мысли, угрожающе, глянул на него.

За окнами, затянутыми тусклыми рыбьими пузырями, стемнело.

На Володю навалилась усталость. Он еще успел подумать, не подмешали ли снотворного к еде, но решил, что это невозможно: ведь ели они вяленую рыбу, ягоду и коренья, — однако глаза его слипались, и через минуту он крепко заснул, свернувшись на полу.

Сон был недолог. От какого-то резкого крика Володя вскинулся, не понимая, где он и что с ним. Но, увидев в свете бледного утра Унгхыр, прижавшую руки к груди, мрачный лик Чернонда, украшенные зловещим орнаментом столбы, подпирающие потолок шаманского жилища, сразу все вспомнил и чуть не расплакался. Тоскливо и одиноко, просто невыносимо стало. «Хочу домой, к маме!» — готов был закричать он, не стыдясь такого «младенчества», как презрительно назвал бы свое состояние раньше. Но тут взгляд его упал на Лунда — и от изумления Володя забыл про свое отчаяние.

Лунд уже не спал у входа — стоял посреди комнаты, вытянувшись стрункой. Глаза его были огромными, похожими на черные провалы. Весь дрожа от напряжения, он рвал на груди одежду, будто она давила, мешала ему издавать странные звуки: то гулкие, раскатистые, как рев голодного зверя, то мрачные, душераздирающие, будто плач по мертвому, то неожиданно тихие, нежные, словно дрожь струны далекой скрипки. Это было нечто вроде песни, причитания или диковинного речитатива:

Лунд покачнулся, схватился за горло, захрипел, точно задыхался.

— О кегн! — крикнул Чернонд. — О миф-кегн! Не покидай моего сына!

— Какой миф-кегн? — быстрым шепотом спросил Володя, наклонившись к Унгхыр.

— Миф-кегн — Земной дух, он обитает на кончике языка певца. Он дает божественный дар вещей песни. Если миф-кегн покинет певца, тот сразу может в Млыво уйти.

Лунд тем временем немного отошел и снова завел свою оглушительную песню:

— Фантастика! — пробормотал Володя. — Плетет бог знает что…

Голос Лунда стих. Глаза сонно закрылись. И абсолютная тишина, вдруг наступившая в доме шамана, нарушилась громкими криками слушателей:

— Га! Га! Га!

Унгхыр повернулась к Володе:

— Почему молчишь ты?

— А что?

— Заснув во время пения, Лунд уйдет в Млыво.

— Да, здесь искусство и впрямь требует жертв, — буркнул Володя. — То кегн от него сбежит, то сон его уморит… Ладно, так и быть… — И он тоже завопил что было сил: — Га! Га! Га!..