И лишь четверых из двадцати двух Сумасшедший убил, атаковав их спереди, с неожиданностью выстрела бросаясь прямо на них и в последний момент перед столкновением меняя направление и с такой же скоростью отскакивая под прямым углом. Но после этого не успевший отреагировать на атаку соперник медленно падал на арену с перерезанным горлом. Потому, что Сумасшедший почти всегда выступал с ножом или каким-нибудь другим холодным оружием, чаще всего – режущим или рубящим. Или по крайней мере, с чем-то, эквивалентным оружию, заменяющем его.

Выступления без оружия – это было самое слабое место в «сценической» карьере Радиоактивного. Ночной Убийца сам был недостаточно тяжел, чтобы наносить мощные удары, да и руки были слабоваты. Его главным оружием была не сила, а быстрота реакции и скорость движения. Ну и еще, пожалуй, – цепкость. О мертвой хватке его скрюченных пальцев среди зрителей уже ходили легенды. Поэтому, чтобы победить, ему необходимо было хоть какое-то оружие. Руки Сумасшедшего, лишенные ножа или чего-то вроде него, не представляли слишком серьезной опасности. Если, конечно, не подпускать его на ближнюю дистанцию.

Все это рассказывал о Радиоактивном Ивану его хозяин, который понимал, что два лучших в Чечне бойца не смогут избежать схватки между собой. Хотя их владельцы и не хотели этой схватки, прекрасно понимая, что один из них будет убит, но каждый не был до конца уверен, что победит именно его боец. А рисковать своим бойцом, а фактически это значило – своими деньгами – не хотел ни тот, ни другой. Слишком большие деньги приносили своим хозяевам Отмороженный и Сумасшедший.

И все же, как ни оттягивали они этот момент, он настал, поскольку страсти накалились настолько, что отказ от схватки был бы расценен завсегдатаями гладиаторской арены, диктующими толпе зрителей свое мнение, как проявление трусости. И такие голоса уже исподтишка звучали. А для чеченца обвинение в трусости – все равно, что выстрел в затылок. Чеченец-трус в Чечне жить не может. Он или уезжает из Великой Ичкерии, или убивает того, кто обвинил его в трусости, доказывая, тем самым, что тот был не прав. И хозяин Ивана послал вызов хозяину Ночного Убийцы, втайне моля Аллаха о том, чтобы тот отказался. Но отказаться тот не мог, и, конечно, не отказался. День схватки был назначен, зрители оповещены, изменить что-нибудь было уже нельзя.

Хозяин-чеченец, коверкая русские слова, и, там, где не знал, как сказать по-русски, объясняя жестами, принялся рассказывать Ивану все, что знал о его противнике. А знал он немало. Едва только разошелся слух о нем, как хозяин Ивана послал своего человека, большого специалиста в человеческом бое, чтобы тот не пропуская ни одной схватки Сумасшедшего, смотрел каждую и настойчиво искал его слабые места. Впрочем, он был уверен, что и манеру ведения боя Иваном уже изучает кто-нибудь, тоже подосланный хозяином его будущего соперника.

Как бы там ни было, но Иван имел представление о бойце, с которым ему предстояло скоро встретиться. Слава, которой тот пользовался, Ивана не волновала и не смущала. У Ивана не было проблемы, которая мучала сотни две зрителей, собравшихся посмотреть бой со всех концов Чечни, – на кого делать ставку. Двое ценителей гладиаторских боев приехали даже из Дагестана, чтобы узнать, кто победит и попытаться заработать на этом бое.

Ставки на исход боя делались огромные, впервые образовалось даже что-то вроде судейского комитета, главной обязанностью которого было, впрочем, – охранять поставленные на кон деньги. Принимались только живые деньги или драгоценности, которые судейский комитет тут же оценивал в долларах. В него входили четверо самых известных знатоков и ценителей боя рабов-гладиаторов, хозяева обоих бойцов, и шестеро автоматчиков, которым доверяло большинство зрителей, поскольку они были избраны на эту роль на общем сходе зрителей-болельщиков.

Роль была важная и достаточно опасная, поскольку сумма на кону набралась такая, что сама по себе могла привлечь внимание любителей уже не боя, а легкой поживы. И, скорее всего, привлекла, поскольку перед самым началом, на небольшом стадионе одного из чеченских поселков, на обширной волейбольной площадке которого должен был состояться бой Отмороженного и Сумасшедшего, появился вдруг отряд вооруженных автоматами милиционеров-вахабитов, численностью человек в тридцать, во главе с начальником вахабитской милиции поселка. Осталось неизвестным, каковы были их намерения, поскольку, увидев на стадионе более двух сотен человек, каждый из которых был вооружен не хуже их, отряд ретировался, оставив своего начальника на стадионе в качестве рядового зрителя. По крайней мере все видели – он занял место на трибуне. Сидел и никуда не рыпался.

Как ни скрывал судейский комитет размеры суммы, скопившейся на кону, все равно за пять минут до начала боя каждый из зрителей знал, что сумма эта немногим меньше миллиона долларов. И каждый верил в это безоговорочно, хотя никто из них не поставил на кон больше пятидесяти тысяч долларов. Но все шестеро охранников-автоматчиков очень нервничали и бросали по сторонам судорожные, хотя и осторожные, взгляды. Они явно чего-то боялись. А чего им бояться, как не самих денег, поставленных на кон? Но эти люди бояться могли только очень больших денег...

По условиям поединка, вырабатывались которые на все том же сходе зрителей, драться они должны были с оружием. Но каждому предоставили право выбрать свое оружие. Выбирать можно было все, что угодно из холодного оружия, но – очень строго – ничего стреляющего. Пусть даже не пулями, а стрелами или камнями. Ивана этот вопрос тоже не интересовал. Можно с оружием, можно без оружия. Исход схватки от этого не зависит. Хозяин приказал ему взять свой личный длинный, сантиметров тридцать длиной, старинный кинжал, который он накануне боя полдня точил. Иван равнодушно кивнул ему головой, взял кинжал, и с холодной усмешкой смотрел на его суету и волнение.