Гарри потерял возможность двигаться. К нему подошёл взъерошенный Драко Малфой и вытянул из кармана Гарри его палочку, отбрасывая её далеко в угол.

– Finite Inkantatem! Relaxis!

Гарри ощутил, что действие Петрификуса прекратилось, зато накатилась слабость - такая, что невозможно было поднять руку. Гриффиндорец осел на пол, потому что ноги не держали. Да, слизеринец неплохо обучился нападению на уроках Защиты.

– Малфой, что ты делаешь?

– Ты спрашиваешь, что я делаю?
– прорычал Драко, вздёргивая подбородок Гарри.
– А что ТЫ делаешь со МНОЙ?

Малфой впился губами в губы Гарри, и в этом не было ни грана нежности или заботы. Властно, болезненно, сильно. «Я попух», - мелькнула до абсурдности спокойная мысль.

* * *

Драко целеустремлённо пил весь вечер этого идиотского бала. Ему было хреново, и в честь этого он даже оделся целиком в чёрное. Всем вокруг, казалось, было хорошо: Святослав танцевал, болтал с другими бывшими дурмстранговцами, небрежно целовал Драко в висок и вновь уносился куда-то - то ли не понимал, что творится с Драко, то ли отлично понимал. В любом случае, это было правильно. Блейз Забини ворковал с Магнолией Дабор, которая, немало всех удивив, согласилась пойти с Блейзом на бал. Что ж, Блейз не зря убил целый семестр, добиваясь её. «А ты не боролся за Поттера. Ты просто отошёл в сторону, и ты не имеешь права обвинять его в трусости - сам таков», - мелькнуло в голове, и Драко заглушил такие размышления стаканом Огневиски, выпитым залпом. Танец с Поттером на сцене возбудил Драко до предела, мозг был заполнен любовью и ненавистью к одному и тому же человеку, и было странно, как Драко ещё не взорвался. Алкоголь растекался по крови, диктуя Драко действия. Вот зачем блондин пошёл за ушедшими из зала Поттером и Стелом? Что он хотел увидеть? Ясно было как божий день, что они пошли трахаться. Однако вид их, целующихся в укромной комнате Астрономической башне, о которой так часто он думал сам, что-то сдвинул в мозгах. И он наблюдал за этим, застыв на пороге, как истукан, до тех пор, пока Стел не проявил поползновений раздеть Гарри. И вот тогда эти двое наконец его заметили, о да.

Стел не должен был быть мёртв, но Драко мало волновало, если бы это и было так. Его интересовал только Гарри, ЕГО Гарри, и больше ничей. Такой красивый, такой хрупкий и невесомый в этом белом костюме - кто ему его подарил? или он купил его сам?
– похожий на пушинку. Такую полупьяную пушинку с разъезжающимися от Релаксиса ногами и зацелованными другим ярко-красными губами.

– Ты мой, Гарри Поттер, - почти крикнул Драко Гарри в лицо.
– Ты можешь трахаться с кем угодно, но ты МОЙ, ты меня понял?!

Подкрепляя свои слова, Драко поцеловал Гарри снова - жёстко, даже жестоко, требовательно и совершенно не беспокоясь об отсутствии ответной реакции.

Оторвавшись от этих губ, таких сладких, манящих, желанных, он сорвал с Гарри всю одежду. Под Релаксисом невозможно сопротивляться, особенно когда тебя держат так сильно, что на нежной смуглой коже остаются синяки.

– Малфой… не надо… - выдохнул Гарри.

– Мы договорились называть друг друга по имени, Гарри, - оскалился Драко и снова поцеловал Гарри, прижимая к себе горячее хрупкое тело, пахнущее незнакомым Драко парфюмом и слегка - потом.

Когда он оторвался от гриффиндорца, из его искусанной Драко губы текла кровь тонкой быстрой струйкой. Это зрелище заставило Драко застонать и слизать кровь Гарри с точёного подбородка - солоноватая и горьковатая, как полынная настойка на соли, в которой растворяют для хранения зелье невидимости, горячая, она кружила голову лучше любого Огневиски, пьянила и заставляла Драко хотеть Гарри ещё сильней. Сейчас. Немедленно. Теперь же. Сделать своим. Утвердить свои права на это гриффиндорское совершенство.

Драко отпустил тяжело ударившегося о каменный пол Гарри и стянул брюки и бельё. У него стояло так, что можно было колоть орехи… но Драко планировал заняться кое-чем другим.

Он встал на колени и закинул ноги слабо сопротивляющегося Гарри себе на плечи. Притянул к себе брюнета и снова поцеловал. Пожалуй, больше всего это походило на укус. Он спускался губами и зубами по телу Гарри, оставляя красные следы и кровоточащие ранки, но окончательно заставил его потерять контроль над собой шёпот Гарри3:

– Драко… не надо, пусти меня, Драко, ты сошёл с ума…

Горячее дыхание Гарри при этом шёпоте коснулось его плеча, и от этого по всему телу Драко словно растёкся жидкий огонь. Малфой резко вошёл в Гарри, сразу весь. Гарри сдавленно застонал, по виску прокатилась небольшая слезинка. Драко слизал её и начал двигаться.

Быстрее. Сильнее. Безумное наслаждение захлёстывало его целиком. Грубее. Быстрее. Какой он тесный, какой горячий, невероятно тесный, словно это для него первый раз… Ну.. ну же.. да!..

Малфой излился в гриффиндорца с гортанным вскриком:

– Гарри!..
– и выпустил из рук бессильное тело. Релаксис действует до часа… зависит от личной силы того, кто его накладывал.

Гарри кое-как свернулся клубочком на холодном полу, и слёзы текли и текли из потемневших от боли изумрудных глаз, перемежаемые прерывистыми редкими вдохами. А что, если это и вправду был его первый раз? Вдруг они со Стелом до… этого… ещё не дошли?

«Я изнасиловал его. Я только что изнасиловал человека, за один волос с головы которого я готов перегрызть глотку любому». До Драко медленно доходило, что именно он сделал. Он застыл на минуту, слушая эти прерывистые вздохи, затем осторожно протянул руку, чтобы стереть с лица Гарри эти слёзы, блестящие, как бриллианты, но тотчас же отдёрнул её. «Я не имею больше права касаться его. Я и так натворил достаточно, чтобы всю жизнь просить прощения и никогда его не получить». Драко осторожно укрыл Гарри его же белым пиджаком, натянул кое-как свою одежду и сбежал из Астрономической башни, чтобы не видеть больше этих слёз, крови, текущей из губ и разорванного ануса Гарри. Но сбежать от осознания того, что он сделал, было невозможно. Драко вернулся в свою спальню, достал из тайника три бутылки Огневиски и выпил залпом все подряд, давясь и кашляя. У него мелькнула слабая надежда, что доза алкоголя в крови достигнет летальной отметки, и он умрёт от этого, но он понимал даже сквозь пьяный угар, что так легко он не отделается.