И тут Алекс появился на сцене, прямо под прожектором, который вдруг так заскрежетал, будто мог упасть в любую секунду. Джо-Джо прикрыла ладонью глаза и посмотрела вверх, на мальчика среди потолочных балок:

– У тебя все в порядке?

– Да.

– Вы можете дать мне экземпляр пьесы? – спросила я.

– Разумеется. – Джо-Джо ушла за сцену и через пару минут вернулась с листами бумаги. – Пожалуйста. – Она помолчала, и впервые за нашу встречу я почувствовала, что Джо-Джо нервничает. – Вы думаете, что сумеете это поправить?

– Что именно?

Она взмахнула рукой.

– То… что тревожит Алекса.

Я кивнула и подняла руку с рукописью пьесы.

– Это прекрасно. Огромное вам спасибо.

Алекс пристально смотрел на Джо-Джо.

– Мы готовы начать снова?

Она улыбнулась мне.

– Видите? Он рожден для сцены. – Джо-Джо подняла руки и хлопнула в ладоши над головой. – Возвращаемся к третьему акту!

Я поблагодарила ее и помахала рукой Алексу. Он стоял, как скала, посреди сцены, освещенный прожектором, и смотрел прямо перед собой.

Вечер я провела за чтением рукописи Джо-Джо. Оригинал я помнила смутно – о молодом принце, потрясенном смертью отца и поспешным выходом замуж матери, – но все-таки могла выделить те строки, которые Джо-Джо оставляла нетронутыми, и другие, имеющие непосредственное отношение к современному Белфасту. Бросающиеся в глаза изменения – в какой-то момент Гамлет говорит: «Бунтовать или не бунтовать», – заставили меня поморщиться, кое-что из оставленного вызвало вопрос: а может, участие Алекса в постановке приносит ему не только пользу, но и вред? На сцене он держался уверенно и выглядел убедительно, тут сомнений быть не могло. Его анекдот даже меня заставил улыбнуться.

Но была и другая сцена, к ней я отнеслась с опаской. Сцена, которая могла спровоцировать у мальчика замещение реальности фантазией: когда Бернардо и Горацио видят призрак умершего короля, Горацио восклицает: «Да, я пронизан страхом и смущеньем», сравнивая призрак с демоном. «Клянусь, – добавляет Горацио в адаптации Джо-Джо, – я не поверил бы, что вижу этого демона, когда бы не бесспорная порука моих же глаз».

Причины присутствия Руэна в жизни Алекса прояснялись. Но я пока не могла понять, как избавить Алекса от его демона.

Задача на сегодня – побывать у Алекса дома и встретиться с тетей Бев, а также осмотреть район, в котором он живет. Меня никогда не устраивает информация о пациенте, собранная в его медицинской карте: Поппи была гораздо более сложной личностью в сравнении с тем портретом, какой рисовали лечившие ее психиатры. Жила она в Шотландии, уверенно чувствовала себя в Седле Артура [14] , и во многом ее личность формировалась окружающей средой. Конечно же, я рассматриваю предложение Майкла оставить Алекса дома, там, где ему безопасно, удобно и уютно. Но я также знаю, что существуют безболезненные способы перевода ребенка из дома в стационар, если врач не сочтет за труд потратить время, чтобы понять, откуда именно поступает в клинику ребенок.

Я надеваю талисман и отправляюсь в город пешком, добираюсь до рынка Сент-Джордж, расположенного вблизи набережной, когда звонит мой мобильник. Это Майкл. Я раздумываю, может, не принимать вызов. Не хочется видеться с ним вновь, учитывая наш конфликт из-за Алекса. Несколько секунд смотрю на дисплей, потом все-таки нажимаю на кнопку «Ответ».

– Как же быстро вы ходите, – говорит Майкл. Он тяжело дышит, и я слышу шум транспорта.

– Где вы?

– Можете секунду постоять на месте? Я уже рядом.

Я оглядываюсь. Высокий блондин в длинном черном плаще машет мне с другой стороны улицы. Майкл. Я хмурюсь и сама машу рукой. Когда автомобили останавливаются на красный свет, он трусцой перебегает дорогу, его лицо сияет. Не то что при нашем общении в больнице. Хотя, по мере приближения, улыбка тает, теперь он выглядит так, будто за что-то извиняется. Майкл протягивает руку, а когда я пожимаю ее, он мягко тянет меня к себе и чмокает в щеку.

– Как вы? Лучше, чем при нашей последней встрече?

– Намного.

Его глаза изучают мое лицо.

– Я знаю, как этот мальчик важен для вас. И хочу заверить, что буду действовать исключительно в интересах Алекса.

Он кивает.

– Я знаю, что в Эдинбурге многое гораздо проще. Но здесь ситуация иная. По моим наблюдениям, для детей, которых отрывали от семьи, жизнь изменялась только к худшему.

Мы уже идем бок о бок, его голос тонет в шуме рынка. Мы сворачиваем на боковую улицу, она ведет к муниципалитету. На ней поет какой-то мужчина. Майкл останавливается, чтобы бросить несколько монет в маленькую красную кружку. Мужчина начинает петь громче.