– Может, вы меня не слышали, когда я сказала, что нет у меня стремления разлучать Алекса и Синди, – возвращаюсь я к щекотливой теме. – И я говорила серьезно. Но период времени, проведенный в Макнайс-Хаусе, поможет назначить Алексу правильное лечение.

Майкл смотрит вперед, руки держа в карманах.

– Обжегшись на молоке, дуешь на воду, – замечает он.

– О чем вы?

Он мнется, покусывает нижнюю губу.

– Несколько лет назад тут работал один парень, на вашей должности. Мэнсон. Я курировал двенадцатилетнюю девочку. Нину. Симпатичную блондинку. Она страдала синдромом Аспергера, а также редкой болезнью, которая называлась «Сигаретные ожоги». Ее отец потом признался, что это его работа. Мать выгнала его, умоляла нас оставить ей Нину. Но Мэнсон, закончив лечение, сразу отправил ее в приемную семью.

Мы приближаемся к концу боковой улицы, шум транспортного потока усиливается. Я останавливаюсь, чтобы Майкл мог закончить рассказ.

– Ее вернули матери?

– Да, но сколько это принесло ненужной головной боли. И я, наверное, теперь стал скептиком. Эти детки многое выдумывают, желая привлечь к себе внимание.

В этот момент сердце у меня падает. Команда, призванная определить, как и чем нужно помочь Алексу, состоит из веселого, одержимого пончиками трудотерапевта Говарда Дунгара, который всегда остается в тени, ставя подпись на уже готовом документе; Урсулы, чье участие в обсуждениях выражается ледяным неодобрительным молчанием, поскольку думает она исключительно о стремлении выйти на пенсию; и Майкла-скептика, не верящего в то, что я делаю.

– А как вы здесь оказались? – спрашивает он, заставляя себя улыбнуться.

– Осматриваю достопримечательности.

– Достопримечательности? Я полагал, вы выросли в Белфасте.

– Значит, охочусь на демона, – улыбаюсь я. – Я обследую окружающую среду Алекса.

Майкл шагает к бордюрному камню, вытягивает руку, и через несколько секунд мы уже сидим в такси.

– Прямо по дороге, пожалуйста, – говорит он водителю.

– Куда мы едем? – спрашиваю я.

Зеленые глаза Майкла серьезны, в них нет и тени улыбки.

– Вы сказали, что хотели поохотиться на демонов. Мы охотимся на демонов.

Такси объезжает парадный вход в муниципалитет, и мы катим к выезду из города, по широким, застроенным домами улицам, с большими стенными росписями на каждой стороне, некоторые растягиваются на три или четыре здания. Майкл наклоняется через меня, всматривается в магазины и жилые дома.

– Старая школа Алекса где-то здесь, – говорит он.

– Мы едем в старую школу Алекса?

Он качает головой. Я улавливаю запах лосьона после бритья, когда Майкл наклоняется совсем близко. И от одежды пахнет табаком. Приятное, ободряющее сочетание.

– Это маршрут, по которому он ходил в школу. Взгляните.

Он похлопывает водителя по плечу и просит остановиться. Перебегает дорогу, направляясь к одной из самых больших настенных росписей. Середину занимает огромный овал с надписью «За Бога и Ольстер». Над овалом пять портретов с фамилиями. Ниже – четыре вооруженные фигуры, без лиц, одетые в черное. Еще одна фигура заставляет меня вздрогнуть. Демон, держащий автомат, скалящийся на того, кто смотрит на роспись, и бегущий по могилам убитых республиканцев.

– Вы не видели этого раньше?

– Подобные настенные росписи по всему городу. Я видела десятки.

– Но без демонов?

Я смотрю на роспись. Безусловно, впечатляет. И такой демон мог оставить след в душе мальчика с богатым воображением.

– Это еще не все.

Майкл берет меня под руку и ведет обратно к такси. В салоне наклоняется и объясняет водителю, куда ехать. Тот резко разворачивается и везет нас по улицам, где ведется перестройка: старые, исписанные граффити стены методично разрушаются. Видны комнаты, словно разрубленные топором великана: ближней половины нет, дальняя сохранилась, кое-где даже с мебелью. На месте старых домов возводятся новые, размером поменьше, зато с художественной отделкой. Я не могу понять, хорошо это или плохо.

Наконец мы останавливаемся у паба на улице с интенсивным движением, и тут же недовольный водитель, который ехал следом, жмет на клаксон.

– Пойдемте со мной, – говорит Майкл, выпрыгивая из салона. Обегает такси, открывает дверцу, чтобы я могла выйти с другой стороны. Ничего не могу с собой поделать, его галантность располагает.

– И что вы думаете? – Он указывает на стену передо мной.

Еще одна роспись. Портрет Маргарет Тэтчер во всю стену. Только у нее красные глаза, а из уголков рта течет кровь. Еще один демон.

– Могу я задать личный вопрос? – спрашивает Майкл, потянувшись за сахарницей.

Мы в кафе на набережной, окна выходят на реку Лаган, и стаи птиц, как всегда, кружат над мостом Альберта. Чашечка кофе ранним вечером – еще один шаг, который я готова сделать навстречу нашим профессиональным отношениям.

Я помешиваю кофе и наблюдаю, в удивлении, как много сахара Майкл насыпает в свою чашку.

– Пожалуйста.

– Что побудило вас стать детским психиатром?