— Я хотел также посоветовать вам побольше читать, — сказал Жану и Толену Маркс, когда они собрались уходить. — Один из великих французов в своих увлекательных книгах вывел целую плеяду живых людей, вы их, наверное, встречаете сейчас в Париже. В империи Бонапарта они процветают. В эпоху толстого Луи они были только в зародыше. Я говорю о Бальзаке.

Карл долго размышлял над тем, что говорили ему два француза. Он давно не чувствовал такого прилива сил, как в эти дни.

В эти же июньские дни на Графтон-террас прибыло коротенькое письмецо. Лассаль извещал о своем приезде в Лондон на Всемирную выставку и обещал быть в тот же вечер. Узнав об этом, Женни разволновалась и засуетилась. Ей не хотелось, чтобы Лассаль заметил, какая нужда господствовала в ее доме.

— Мы, конечно, не в состоянии принять этого баловня графини Гацфельд так, как он это сделал в своей роскошной берлинской квартире, когда у него был Карл, но тем не менее все должно быть безупречно, — говорила она, вытирая торопливо пыль с многочисленных книг и наводя в квартире порядок.

Ленхен отнеслась к словам Женни недоброжелательно и не скрыла этого:

— Только немного расплатились с долгами и вздохнули свободно и снова лезете в западню. Стоит только появиться лишней копейке в доме, как она у вас вызывает нестерпимый зуд. Так и ищете, кому бы дать или на что бы потратить. Нет чтобы одеть девочек как положено. Я бы тогда слова не сказала. Лондон завален всяким добром. Так нет же, нужно откармливать этого приезжего гуся, да еще так, чтобы он, боже сохрани, не догадался, что съедает последние куски в нашем доме.

Но Женни обняла Ленхен и так ласково принялась уговаривать не восставать против ее плана, что та быстро уступила.

— Вы сатану и того уломаете, когда захотите, — сказала она, смягчаясь, и отправилась в бакалейную лавку за разными припасами, чтобы угостить Лассаля на славу. Лаура и Женнихен побежали в цветочный магазин, и скоро маленькая столовая на Графтон-террас совершенно преобразилась. Женни достала из комода недавно выкупленные из ломбарда старинные скатерти шотландской работы и кое-что из посуды. Она внимательно осмотрела дочерей. Молодость и свежесть служили им великолепным украшением. Женни принарядилась, набросив материнскую кружевную шаль поверх старого поношенного платья. Лассаль вовсе не заметил следов бедности в этом гостеприимном, приветливом семействе.

С тех пор как в начале века лорд Денди посвятил всю свою жизнь возведению в культ мужского туалета и приобрел много последователей, Англия считается первой страной по искусству наряжать мужчин. Лассаль, и до этого щеголь, приехав в Лондон, отправился на Бонд-стрит, где приобрел все самое модное, начиная от зонта, превращающегося в трость, и кончая сюртуками и шляпами всех фасонов.

Надушенный эссенцией лаванды, блестящий, как его цилиндр, Лассаль обнял Карла, называя его «дорогим другом», затем красиво склонил перед Женни и ее старшими дочерьми густо смазанную душистым маслом голову.

— Ах, какое прелестное бэбп, — сказал он и поцеловал в румяную щечку Тусси, которая пытливо и смело разглядывала этого фатовски одетого господина.

За столом, когда Ленхен разносила великолепно сервированный чай с вкусными печеньями, Лассаль не преминул сообщить, что привык ни в чем себе не отказывать и жить на широкую ногу.

— Ничего не поделаешь, нужно всегда выставлять себя богатым человеком, это все идет на пользу нашему общему делу. Деньги при всей мерзости, которую они порождают в руках буржуа, великая сила, когда они в кармане социалиста. На днях одно дельце обошлось мне в пять тысяч талеров. Что ж, потери неизбежны, когда приходится быть также дельцом. Хорошо тебе, Карл. Ты занят только теоретической работой и поэтому свободен. Я не только теоретик, но и практик. Ну, подумайте сами: с одной стороны, моя внешняя форма…

— Да, ты похож на прирожденного барона, — сощурив глаза и не глядя на Женни, чтобы не рассмешить ее, сказал Карл.

— Кому, как не тебе, имеющему жену баронессу, знать это, — сказал весьма довольный Лассаль, так и не заметив насмешки в тоне Маркса. — Вы ведь знаете, — продолжал он, — что я посетил Цюрих. Это была поистине триумфальная поездка. Рюстов, Гервег и много других замечательных людей приветствовали меня. Затем Италия. Я дал немало советов Гарибальди. Результаты тотчас же сказались. Кстати, вы, надеюсь, уже прочитали моего «Юлиана Шмидта»? Мне не хочется повторять всего, что говорится в разных сферах об этой вещи. Не хочу показаться нескромным, но факт остается фактом. Я мог бы возгордиться, если бы не был от природы защищен от тщеславия мудростью. Но все-таки трудно удержаться, когда почтенные и вполне искренние люди постоянно трубят тебе, что ты великий ученый, мыслитель.

Лассаль встал, он был в упоении. Голос его звучал неестественно, он некрасиво размахивал руками, прохаживаясь по комнате. Всем стало неловко, но он этого не замечал.

— Меня считают жестокосердным донжуаном, по я фактически скорее нежен и чувствителен, как Вертер. Я был любим многими женщинами, но, увы, не любил сам и превыше всего ценю свою свободу. Скажите, госпожа Маркс, что такое брак? Я имею в виду людей моего масштаба.

Женни прикусила на мгновение нижнюю губу, чтобы не выдать чувства, которое внушал ей этот фразер, по затем, овладев собой, ответила:

— Французы говорят, что брак — это разговор. Выбирая супруга или супругу, нужно прежде всего проверить, долго ли будут они удовлетворять друг друга как собеседники. Я убедилась, что в этом много правды. Если бы мне предстояло прожить несколько жизней, я была бы неизменно счастлива с моим мужем, потому что мысль его неисчерпаема и разговор с ним всегда доставляет высшее наслаждение.

Лассаль слащаво, неискренне улыбнулся:

— Великолепно. Карл нашел достойную себя собеседницу. Ему повезло больше, чем мне.