Японцы на трофейных внедорожниках, на своих армейских машинах с турелями на крышах и кузовах носились по городу, поливая свинцом из пулемётов, заманивали «Хаммеры» и БТРы в ловушки под обстрел из гранатомётов и полевых пушек. Конечно не без потерь и для себя, тем более что в воздухе постоянно висели вертолёты. Пехотинцы страны Восходящего Солнца, повинуясь плану, откатывались назад. Не всё проходило гладко: успешными оказались прорыв через разбитый мост, высадка с побережья спецподразделений и кое-где морских пехотинцев с десантных кораблей.

И всё же японцы удачно подгадали момент — танковые колонны дошли до контрольных точек. В небо взвились сигнальные ракеты. Глубоко в подвалах под семью небоскрёбами рванули мощные фугасы, обрушив многоэтажные колоссы. У оккупантов произошла некоторая заминка из-за обрыва проводов к детонаторам на одном из направлений, но ответственный за участок офицер, не мешкая, ценой своей жизни использовал дублирующий канал.

Надо заметить, что одно здание выдержало, лишь дрогнуло, осыпавшись стеклянным дождём, но остальные величественно и медленно осели, подняв тучи пыли. Часть танков и боевых бронированных машин завалило, другие пытались в кромешной пылевой тьме выбраться из западни, некоторые пятились назад, натыкаясь друг на друга. А кто углубился дальше в город, оставив обречённые дома позади — оказавшись отрезанными от основных сил.

«Абрамсы» оснащённые газотурбинным двигателем, воюющие в пустынном и пыльном Ираке получали ряд нареканий за быстрый выход из строя системы воздухоочистки и потому прошли ряд модернизаций.

Танки, базирующиеся на американском континенте, подобных проблем не испытывали, поэтому воздушные фильтры стояли штатные. Через несколько минут их двигатели захлебнулись пылью и заглохли. Вспомогательные силовые установки ещё продолжали работать, обеспечивая работу климатических систем. Танкисты, понимая с какими трудностями столкнутся вне толстой брони, оставались внутри машин, добавляя в паническую радиокакофонию свои вопли о помощи. Но вскоре воздушные фильтры тоже забились. Некоторые покидали технику. Ближе к пылевым эпицентрам по ним никто не стрелял — японцы запланировано оставили опасные участки. А вот на периферии их уже ждали. Кому-то из экипажей танков везло затеряться в городских постройках, пробираясь к своим, но в основном завязывались перестрелки, и тут уж как придётся.

Прорвавшиеся вперёд танковые группы вскоре тоже в большинстве замерли, почти естественно вписавшись в нереальный пейзаж, усыпанный серой пылью и удушливой взвесью в воздухе. Японцы порой даже не тратили заряды гранатомётов на обездвиженную технику, забрасывали в открытые люки бутылки с зажигательной смесью или, дожидаясь пока экипажи сами её не покинут, выбивали их по одиночке из стрелкового оружия.

Гражданское население, выслушав по экстренному оповещению призывы властей — ожидать помощи в квартирах и не мешать спасательной операции, напуганное известиями о ядерных взрывах, ощутив неслабое сотрясение почвы, ко всему ещё увидев огромные пылевые облака, ударилось в новую панику — улицы наполнились мятущейся толпой. Всё перемешалось: враждующие стороны — американские военные и японцы, гражданские, солдаты с обеих сторон зачастую вели беспорядочный огонь, количество жертв с каждой минутой всё больше возрастало.

Было такое впечатление, что в комнате было невыносимо накурено.

Но сначала был пылевой удар… да, именно удар — плотной густой пыли. И казалось, что даже напряглись оконные стёкла, заскрипев в посадочных резиновых уплотнителях под внешним клубящимся пескоструем. Бранч и грузин испуганно взглянули на помутневшие оконные проёмы.

— Бог ты мой, — пробормотал сержант, — это конец!

Они даже непроизвольно присели, ожидая что стёкла вот-вот лопнут и на них обрушится удушающая волна. Но обошлось! Они стояли прижав влажные тряпицы к лицу, втягивая через них воздух, но его хватало едва, едва. И неясно было — от чего они не могли надышаться: из-за плотных частиц и молекул пыли, оседающей в легких или от того что страх сбил дыхание. И хотелось открыть во всю ширь рот и насытить кислородом паникующий мозг.

Сразу стало темно и тихо, слышался лишь тихий шелест похожий на мелкий шум дождя. Длилось это буквально минуты, пока катастрофа снаружи вдавливала вездесущие микрочастицы в замкнутое пространство квартиры сквозь все возможные щели и отверстия, и поначалу тяжёлая пыль стелилась пластами, густея, оседая на мебель, плечи и застывшие в тревоге лица. Тем не менее, через смоченную марлю бинта, дышать можно было вполне сносно. Неожиданно сквозь наступившую гробовую тишину стали прорезаться новые звуки — оказывается, дом был ещё кем-то населён и не все видимо гражданские его покинули. Сверху и снизу доносились стуки и топот, кто-то протяжно кричал, можно было разобрать даже отдельные слова, вероятно призывы о помощи.

— Слышишь? — Глухо, не отрывая руки с марлей от лица, промычал Бранч. Грузин видимо не понял, но переспрашивать не стал, прислушиваясь, подкатив к верху слезящиеся глаза. Он шумно вдохнул воздух через посеревшую тряпицу и потом быстро скороговоркой ответил:

— Гражданские! У них наверняка проблемы!

Бранч кивнул и скривился, давая понять, что ему нет до этого никакого дела. Поменяв марлю на новую, повозившись, завязывая узлы на затылке, он по рации попытался связаться с командиром, но тот не отвечал, лишь иногда сквозь треск помех пробивались голоса и звуки боя. Плюнув на это занятие, он пробубнил сквозь марлю:

— Ветер был по-прежнему северный, всю эту чертовщину несёт прямиком на нас.

Но на удивление пыли больше не стало, то ли давление снаружи уменьшилось, то ли забились все мелкие щели, перекрыв доступ внутрь. Вскоре можно было избавиться от повязок и попытаться привести себя в порядок. Грузин пройдясь на кухню, притащил несколько полулитровых пластиковых бутылок с водой:

— Водопровод не работает — это из холодильника.

Они с удовольствием нахлебались воды, наскоро умылись и даже повеселели. По крайней мере, когда Бранч, затеявшись стряхивать пыль с формы, поднял столько пыли, что они разом стали чихать, при этом беспричинно хохоча.