Шрифт:
А затем снова был длинный, длинный, длинный прыжок.
«…В ходе тяжелых и продолжительных боев город был взят. Преодолевая упорное сопротивление врага, наши войска вынуждены были применить некоторые виды оружия массового поражения, в том числе боеприпасы объемного взрыва. Городу нанесен значительный материальный ущерб…»
Здесь стоило остановиться.
Впрочем, и без этого Хозяин помнил все с ужасающей ясностью.
«Грифон» завис на высоте около километра. С десяток дымов возвышались над южной частью раздавленного города, внизу изредка потрескивали автоматные очереди, время от времени над кварталом взлетала ракета, ближайший штурмовик опускал нос и аккуратно укладывал несколько очередей в подозрительный дом. Обычно этого хватало, и пехотинцы со смехом вытаскивали из подъезда (или выбрасывали из окна) очумевшего захватчика (или то, что от него оставалось).
Впрочем, эта война с самого начала была странной.
Хозяин знал этот город. Слишком хорошо знал.
По странному стечению обстоятельств знал он и дом, из которого вылетел этот злосчастный «Стингер». Естественно, его расстреляли еще на подъеме. Естественно, на бывшую гостиницу с узкими, словно бойницы, окнами, свалились сразу две «Валькирии», а вот дальше…
— Все назад!
Штурмовики послушно вернулись в строй, а «Грифон» Хозяина, опустив нос, круто понесся вниз. Два «Скорпиона» из охраны бросились следом и тут же сконфуженно ушли обратно — судя по всему, получив по секретке не только приказ, но и хорошую порцию эпитетов.
Первая же ракета разворотила пол-этажа, следующая ударила рядом, и ударная волна подбросила крутившийся рядом штурмовик, и на месте злосчастного здания уже зияла воронка, а Хозяин пикировал снова и снова, и с диким, безумным наслаждением жал на гашетку. Туча густого дыма накрыла квартал, на дисплее мелькали контурно очерченные скелеты домов и руин, но Хозяин видел другое — видел, видел с поразительной ясностью, то, что происходило в одной из комнат столько лет назад; видел — хотя никогда не видел этого на самом деле. Он видел это, видел и жег, убивал, беспощадно разрушал прошлое — но не мог изменить и уничтожить.
Несколько ракет взлетело одновременно, и штурмовики на миг замешкались, разбирая цели, и тогда шлемы каждого рявкнули резким, знакомым всем голосом, и приказ был страшен и невыполним, но…
— Ну! За чем остановка? Стреляйте!
Хищные крылатые тени дружно свалились вниз, послышались выстрелы и взрывы, а голос, так внезапно оживший в шлемофонах, все выкрикивал, захлебываясь, выплескивая ярость, боль, ненависть и безумие:
— Стреляйте! Бомбите! Пускайте ракеты! Убейте их всех! Убейте! Убейте! Убейте!
…А затем был тяжелой бомбардировщик прошел над городом, оставив за собой бурое облако, оно спускалось все ниже и ниже, и была вспышка, и был удар, подобный землетрясению, и на несколько сот километров вокруг неделями шли черные дожди, а в ясные дни с неба сыпался пепел, пепел, пепел…
Хозяин встряхнул головой. Он не любил вспоминать этот год. Все кончилось, и момент, когда нужно было высвободить все свое безумие, уничтожить, разрушить, убить — этот момент прошел и никогда больше не повторялся.
По странному стечению обстоятельств, эскадрилья, штурмовавшая город, была полностью уничтожена при неудачно спланированном налете.
Ему не было смысла задерживаться в этом времени.
Следующий момент он с удовольствием проскочил бы без остановки. Это был один из немногих эпизодов, которыми даже его весьма покладистая совесть была не совсем довольна.
Девушку звали… впрочем, это не важно, и была она… впрочем, это тоже не интересно. Важно другое — она любила его, жила ради него, стремилась угадать любое его желание — и ничего не требовала взамен. Им было хорошо вместе, и если бы встреча произошла раньше, возможно и не случилось бы всей этой истории, — но увы! — история, собственно, и состоит из таких вот «если бы», а потому в один прекрасный вечер, когда оба были вполне счастливы, и даже извечная боль временно отступила, хоть и не ушла совсем, у женщины проскочила мысль, еще раз подтвердившая старую истину — выслушав женщину, потупи наоборот.
К тому времени энцокибернетика уже достигла некоторых результатов; первыми появились, естественно, парализаторы и нейробичи, а затем потребительский рынок проглотил и более мирную игрушку под красивым названием — инвертор.
В тот вечер раскрасневшаяся, довольная, все еще дрожащая, она прижалась к сильному плечу Хозяина — собственно, она называла его иначе, но это не важно, — обняла, и закрыв глаза, прошептала что-то о том, как он ей нравится, как ей с ним хорошо, и еще что-то, всегда приходящее в голову в таких ситуациях, в том числе и о том, как ей нравится доставлять ему удовольствие, и наконец, о том, как бы ей хотелось самой почувствовать то, что чувствует он.
Ловушка была расставлена, нить натянулась, и Хозяин не замедлил сунуть голову в петлю.
— Да, это было бы интересно. Я бы тоже хотел побыть на твоем месте. Женщина, наверное, получает больше удовольствия.
— Почему? А мне кажется, мужчина.
Он улыбнулся.
— Женщина — штука намного более сложная. У тебя, например, чувствительных мест намного больше, правда? — он осторожно провел кончиками пальцев вдоль спины — женщина вздрогнула и нервно облизала внезапно пересохшие губы. — А у мужчин — одна, да и то… Ну, ну, не увлекайся!..