Чуть нахмурившись, Колдун напряженно спросил:

– Марго, что с тобой?

И вот тут я не выдержала и, обняв розочки крепче, воскликнула:

– Со мной?! Дэня, со мной все было нормально, пока у вас у всех глюк по фазе не начался!

Зеленые глаза в обрамлении черных ресниц чуть прищурились, внимательно разглядывая мое лицо. Затем Денис отнял у меня букет, с трудом разжав мои руки, положил его на стол, после ближе притянул меня, оставшуюся без защиты кустика, обнял и, почти целуя, прошептал:

– Марго, детка, идем прогуляемся, и ты мне все расскажешь, а? У тебя пары до скольки?

И тут на всю аудиторию прозвучал рык Ксюши:

– До четырех!

Ничуть не смутившись присутствия официальной девушки, Колдун снова поцеловал остолбеневшую меня и прошептал:

– Зайду за тобой в четыре, малыш. Все, иду я, а то ваш препод пришел, а я ему контру не сдал еще.

И отпустив меня, Дэн направился к выходу. Я не оборачивалась! Я категорически отказывалась смотреть в глаза Рустаму Владимировичу!

В общем, на этой лекции мне пришлось присутствовать. Слышала я через слово, букет роз лежал на стуле рядом, потому как со стола я его неловко стянула, и запах теперь раздражал. Растаявшее мороженое лежало рядом с букетом, а я пыталась понять, чего этим всем сектантам фэнтезийным от меня надо. Нет, с Князем все ясно – ему ведьма инициированная нужна, Игнат не обсуждается, он на меня вообще видов не имеет, Денис – там просто, он настойчивый, пока победы не добьется, даже имя помнит, а едва добивается, все, как отрезало. Но Сема! Семка с какой стати дуреет?! Вот чего я понять никак не могу!

А потом прозвенел звонок. Я осталась сидеть на месте, затравленно глядя на дверь, и как-то не сразу поняла, что вся наша группа тоже сидит… и все на дверь смотрят. И даже Рустам Владимирович, делая вид, что журнал заполняет, тоже на дверь поглядывает. И только Танюха продолжала пугать задумчивым прищуром и немигающим взглядом на меня! Закопает! Она может… Может, Игнату на нее пожаловаться? Пусть сделает внушение девочке, а то нервирует этот кровожадный взгляд.

Минута шла за минутой, а дверь никто не открывал. Я облегченно перевела дыхание, улыбнулась и уже собиралась встать, как дверь распахнулась, и я услышала:

– Народ, вы в курсе, что перерыв уже?

Молча села обратно. В аудитории царила мертвая тишина, а за моей спиной раздался хрипловатый низкий чувственный голос очередной няшки:

– Привет, Марго. Как дела?

На стол передо мной легли два апельсина и банан… символично так легли.

– Чего делаешь? – вопросил худощавый высоченный и гибкий Кирилл Соколов, звезда местной легкой атлетики, он же Змей в фэнтезийной банде Георгия Денисовича и зазноба Кати, Светки и Надюшки.

– Кирдык, – выдохнула я, предчувствуя свою скорую гибель.

– Я Кирилл, Ритусь, – ответил Змей, сверкая темно-зелеными глазами. – Кстати, во сколько у тебя пары заканчиваются?

И все, я так не могу больше! У меня просто истерика сейчас начнется!

– В пять, Кирюш, – не моргнув соврала я.

– Долго вы сегодня. – Он лучезарно улыбался. – Ладно, зайду за тобой в пять.

– Хорошо, каваечка, – отозвалась я елейным голоском.

– Пока, – сказал Кирилл, наклонился и, легко поцеловав в щечку, гибко выпрямился.

Когда он уходил, вслед ему смотрела вся моя группа! Вру, не вся – Таня, Катя, Света, Надя и да, Ксения тоже пристально глядели на меня. И все с очень нехорошими прищурами.

– Ильева, – раздался негромкий голос Рустама Владимировича, – никогда не страдал повышенным любопытством, но все же…

Дверь распахнулась! На пороге с горшочком в руках стоял Волк! На деле Руслан Вовчинский, регбист, хулиган и любитель первокурсниц, а в няшенской команде да, Волк. Так вот, в дверях стоял Волк, в горшке цвели темно-фиолетовые розалии!

– Привет лохам университета.

Ах да, совсем забыла – у Вовчинского в дополнение к темным волосам, вечной щетине трехдневной небритости и внушительной железобетонной мускулатуре прилагался хамский характер. И потому никто не удивился, когда парень, весело махнув рукой, сказал:

– Привет, Рустик.

Рустам Владимирович побагровел. Учитывая его национальность и возраст, он крайне негативно относился к панибратству и вообще требовал уважения. Но Вовчинского такие мелочи никогда не волновали, и, раскованно приблизившись ко мне, он небрежно бросил горшочек с цветами на стол, нагнулся, сгреб меня, подхватил на руки, смачно поцеловал, после хрипло заявил:

– Зайду за тобой после пар, поедем на шашлык.

Скованная, оторванная от земли и вообще шокированная, я мило улыбнулась и покорно сказала: