Шрифт:
Может быть, я и напутала «за гранью прежнихлет». Но все же Вам должно стать ясно, что этот Blake для меня не незнакомец и что я тысячи раз произносила его имя — и всегда Блэк. Да и как могло быть иначе? Помню его книгу с его рисунками — не оригинал, не им самим с помощью жены переплетенную с его собственноручно гравированными рисунками — но все же старую, заслуженную. На ней тоже стояло William Blake. А так как а читается э и ни в коем случае не ей, то не понимаю, откуда мог взяться этот Блейк? В России, правда, говорили и Эдгар Поэ и даже было собрание сочинений Оскара Вильде [27] — но это от незнания англ<ийского> языка. Сознаюсь, я невежественна, как карп, но всегда с радостью пополняю свои знания. Объясните, пожалуйста, отчего Блейк? Спорить не люблю, люблю соглашаться, надеюсь, что Вы меня убедите.
27
До революции такое написание фамилии О. Уайльда встречалось довольно часто. См., напр.: Энциклопедический словарь / Ред. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб., 1905. Т. 1 (доп.). С. 421.
Повторяю, я невежественна (даже, как видите, безграмотно пишу), хотя все же «топ ignorance a quelques lacunes» [28] . Знаю я хорошо и Рильке — читала в подлиннике. Люблю его стихи, прославленная его проза, по-моему, скучна. Кстати, известно ли Вам, что у него есть русские стихи — я читала только одно, где ночь и лошадь [29] , — тоже любитель животных. Самое замечательное в Рильке его смерть, как по особому заказу для такого эстета. Впрочем, смерть самого Гумилева не уступает ей — геройская, для посмертной славы.
28
«Мое невежество имеет свои пределы» (фр.).
29
Вероятно, имеется в виду стихотворение P.M. Рильке «Пожар» («Белая усадьба спала, да телега уехала…»)(1900).
Но Лермонтова Вам бы не следовало обижать. Мне жаль, что Вы «можете без него жить», и не представляю себе, как Вам, автору «Гур<илевских> романсов», это удается.
Еще одно — Вы Г<еоргия> В<ладимировича> и меня считаете, по— видимому, какими-то мафусаильными зубрами, погруженными в «прекрасное прошлое», не способными разобраться в сегодняшнем дне. Одним словом — «все в прошлом». Меня Вы даже заподозрили в том, что поклон от человека, «не имевшего чести быть мне представленным» (ведь так?), может меня оскорбить. Это меня и развеселило, и очаровало. Почувствовала себя прапрабабушкой в шелковом кресле.
Но вот я как раз никогда не придавала ровно никакого значения возрасту — мне всегда казалось не важным, сколько лет собеседнику. Родятся или старыми, или молодыми, и часто 30-летний старше и менее современен, чем 70-летний. Деление на наше и Ваше время тоже не понимаю. «Наше время» для меня то, в котором я сейчас живу, и делю я его и с Вами. Прошлое, даже мое собственное, уже умерло. Не верю, что «прошлое пожирает настоящее» [30] . Для меня этим скорее занимается будущее.
30
Афоризм принадлежит А. Бергсону, многие идеи которого были весьма популярны в акмеистской среде, а позже в кругу поэтов «парижской ноты».
Ну, до свидания. Конечно, не жду от Вас такого многоверстого письма, но ответ все же необходим. Да и я никогда уже не буду писать так длинно — совсем не свойственно мне. Только для первого раза.
Протягиваю Вам дружески руку через океан — как у Меримэ или у Гофмана — выбирайте любого — дьявол через реку с огнем.
Но моя рука хочет только пожать Вашу и погладить нежно всех Ваших собак.
Искренно Ваша
Ирина Одоевцева
<На полях:> Будьте милым, Владимир Федрович, пришлите нам Ваши стихи, ведь наверно имеются у Вас, хотя и не для печати. Пожалуйста. И «Гурил<евские> романсы».
Отчество «поэта Одоевцевой» — Владимировна.
Пятно сделано Г<еоргием> В<ладимировичем>, решившим прибавить свое письмо к моему [31] .
2
<начало марта 1956 г.> [32]
Дорогой Владимир Федрович,
Только приписка к письму Г<еоргия> В<ладимировича> и благодарность за собачьи портреты. Завидую Вам — до чего они все очаровательны. Когда-то и у меня была целая собачья семья. А теперь, как
31
В конверт было вложено также письмо Г.В. Иванова, датированное 2 февраля 1956 г. (см.: Georgij Ivanov / Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955–1958. S. 4).
32
Датируется предположительно по содержанию, и если это действительно приписка к письму Г.В. Иванова, то письмо не сохранилось, во всяком случае, в издании: Georgij Ivanov / Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955–1958 / Mit einer Einl. hrsg. von H. Rothe. Koln; Weimar; Wien: Bohlau Verl., 1994 — между письмом Иванова от 2 февраля 1956 г. (.№ 4, которое само являлось припиской к письму Одоевцевой от 1 февраля) и письмом Одоевцевой от 18 марта (№ 6) значится лишь письмо Иванова от 24 марта (№ 5).
Но у меня — увы! увы! даже и змеи собственной нет, не говоря уж о лошади.
Но вот чего я не знала. Вы пишете «моя теща» и «мы» — значит, у Вас есть жена? [34] Пожалуйста, передайте ей от меня сердечный привет и — если она разрешит — напишите мне о ней.
33
Одоевцева неточно цитирует частушку из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова, сочиненную и подаренную им поэтом и сценаристом Михаилом Давыдовичем Вольпиным (1902–1988). У Вольпина: «У Петра Великого / Близких нету никого…».
34
Жена Маркова Лидия Ивановна Яковлева в конце 1930-х гг. в была актрисой Ленинградского академического театра драмы (бывш. Александринский театр), затем в эмиграции пыталась сделать актерскую карьеру в Голливуде.
Теперь, чтобы раз навсегда покончить с Вlак’ом. Правы Вы, а не я. Сознаюсь, что почему-то казалось, что Вы пишете не Блейк, а Бляйк. Вернее, я почему-то Ваш Блейк воспринимала, как Blike, и только рассуждение
о длинном а и дифтонгах — с ними я ведь тоже в свое время слегка познакомилась, хотя по-английски, как и по-русски, по-французски и по-немецки говорю по слуху — выяснило мне мою ошибку, вернее, что я почему-то считала, что Вы говорите Бляйк. Все-таки считаю правильнее классическое начертание Блэк, как и Шекспир — привычнее. К чему тут «революционность» и «смущение умов»?