— Не на чем, — отмахнулся Николай.

Они с Максимилианом уже поменялись местами, а когда ты за рулем машины, мчащейся на пределе мощности, разговаривать не очень удобно. Так что это дело Николай доверил Штейнглицу.

Немец выщелкнул из магазина «Вальтера» оставшиеся два патрона, положил их в карман, а в рукоять вставил полный.

— Вообще-то, ты прав, товарищ Яков… — поворачиваясь вполоборота к летчикам заговорил он. — Украсть такой молодец из рук гестапо, конечно же было непросто. Но нам, как правильно сказать?.. Подфартило! Так что все это уже старая история… Теперь надо думать: что с вами дальше делать?

— В смысле? — нахмурился летчик.

— Да хоть в каком. За линию фронта вы сами не проберетесь. Ибо, как сказал ваш пролетарский поэт Максим Горький: «Рожденный летать — ползать не умеет»

— Наоборот, — уточнил Петька. — И почему «наш». А ты чей?

— Даю справку, — отозвался Корнеев. — Макс немец. И самый настоящий эсесовский офицер.

Сделал паузу и веско прибавил.

— Запомните накрепко и, если придется, твердите это, как строевой устав. на любом допросе. Уяснили?

Летчики переглянулись и с пониманием закивали.

— Так точно.

— Вот и лады. Прошу прощения, господин оберштурмбанфюрер, что перебил вас. Продолжайте пожалуйста.

— Благодарю, — кивнул Штейнглиц. — Я помню, как было написано в книге, но в нашем случае, именно так. А с собою вас тащить почти невозможно… — он посмотрел на Николая. — И нецелесообразно.

— Да, друг Яша, проблема, — подключился Корнеев. — Завезли вы нас, совсем не в ту степь, куда следовало. И до места назначения теперь по немецким тылам добрых полторы сотни километров пылить. А тут — прифронтовая зона другая. Соответственно и с легендой, и с пропусками у нас полный швах. Не говоря уж о парочке в советской форме на заднем сидении автомобиля, которую и вовсе правдоподобно никак не залегендировать.

— Это, если обер-лейтенанту Кринке удастся сохранить нашу эпопею в тайне, — опять отозвался Штейнглиц. — Потому что один звонок и…

Что именно последует за звонком, Максимилиан уточнять не стал. Даже летчики, зато воевавшие не первый год, наверняка хоть раз бывали сбитыми, и прекрасно знали, как сложно уйти от полевой жандармерии и егерей, если преследование идет всерьез.

— Располагайте нами, товарищ командир… — первый пилот выпрямил спину. — Мы выполним любой приказ.

— Решать тебе, — неожиданно изменил мнение Штейнглиц, взглянув в зеркало заднего вида на Якова, и негромко прибавил, обращаясь к Корнееву: — Пропадут парни… Да и с группой у нас пока связи нет. Вчетвером сподручнее.

— Наверное, ты прав, геноссе Макс, — после короткого раздумья согласился Николай. — Чует сердце, что не зря судьба нам этих летчиков навязала. Вот только переодеть бы их…

— Сейчас переоденем, — оберштурмбанфюрер ткнул пальцем в лобовое стекло. — Подъедем ближе, притормози.

Метрах в ста, на обочине стоял мотоцикл с коляской. Один из двух солдат, что-то делал, присев рядом с мотором. Второй — с отчетливо различимой бляхой полевой жандармерии на груди — курил, опираясь на сидение.

Корнеев кивнул, и когда машина поравнялась с жандармами, аккуратно принял вправо и остановился.

— Здорова, парни! Помощь требуется? — дружелюбно поинтересовался Николай.

— Хайль Гитлер! — оба жандарма, солдат и фельдфебель, дружно откозыряли, увидев перед собою подполковника СС.

— Хайль, — поднял руку Корнеев, а Штейнглиц ограничился кивком. — Что случилось?

— Карбюратор, кажется… — безнадежно махнул рукой мотоциклист. — Заправляют всякой дрянью…

Взглянув на старшего офицера СС, он прикусил язык.

— Разрешите посмотреть, господин оберштурмбанфюрер? — Николай привстал. — Не ночевать же парням в лесу. Не Россия, но все же и партизан, и диверсантов… — он кивнул на прижавшихся друг к дружке летчиков, — хватает…

— Посмотри, — даже не поворачивая головы проворчал Штейнглиц. — Проводят потом. А то охрана наша совсем отстала…

— Ну, что у вас там, показывайте? — Николай ловко выпрыгнул из машины и пару раз присел, словно разминался. — Ох, хорошо. Совсем задеревенел… Господин оберштурмбанфюрер, вы не желаете?

— Желаю… — проворчал Штейнглиц и с кряхтением тоже полез наружу. — Хорошо быть молодым… — прибавил словно самому себе, но так что услышали все.

Услышали и усмехнулись. Подполковник если и был старше остальных, то лет на пять, не больше. И негнущуюся жесткость поясница офицера приобрела не от возраста, а от кабинетных кресел. Или — автомобильных сидений. Как сейчас…