Шрифт:
— Нехай забавляются, поиграют в Чулзирминскую республику. Без пашей помощи сломают себе шеи…
Вскоре в Чулзирму примчал Белянкина на собственных лошадях управляющий имением Киселева. Их сопровождал офицер и несколько карателей. Белянкин остановился, как всегда, у Павла Мурзабая. Остальных зазвали к себе Хаяр Магар и Пуян-Танюш.
— Радуйся, Пал Ванч, — возвестил Белянкин. — Твой сын объявился в нашем городе. Возможно, скоро сам в гости пожалует. Слыхал, что он возглавляет нашу контрразведку.
Обрадованный было Мурзабай тут же насторожился. Что еще такое — контрразведка? Ни радости, ни озабоченности Белянкину не выказал.
— Спасибо, Фаддей Панфилыч, — блеснул он лукаво глазами, — Как это понимать: «нашу». Уж не хочешь ли ты сказать, что и мой Назар стал большевиком?
Белянкин хихикнул, подымая придвинутый хозяином стакан:
— Не прикидывайся, Пал Ванч! Наш союз с большевиками был вынужденным. Тогда крестьяне шли за ними. Теперь мужик повернулся к ним спиной. А я, сам знаешь, стою на страже интересов хозяйственного мужика.
«Куда конь с копытом, туда и рак с клешней», — подумал Мурзабай, но промолчал. Белянкин понял, что бывший старшина все еще выжидает.
— Я, Пал Ванч, хочу пригласить к тебе этого вашего… трижды Егора, побеседовать с ним по душам, — снова заговорил Белянкин. — Вот нашелся чудесник! Позор для всей волости.
Хозяин рассмеялся в лицо наглецу:
— В гостях тебя видеть — пожалуйста, всегда рад! А разговаривать с Вись-Ягуром иди куда хочешь.
…Вись-Ягура вызвали в сборную избу, как бунтовщика и зачинщика грабежа в именье Киселева. Белянкин был осведомлен, что прошлогодний ночной налет учинили чулзирминские кулаки. Теперь ему надлежало их выгородить. Однако дело, казавшееся столь простым, обернулось для Белянкина самым роковым образом. Вись-Ягур, как только увидел его, нахмурил брови. Белянкин мягко предложил Егорову «ради спасения своей жизни» назвать несколько участников грабежа из бедняков.
— Врешь, предатель, оборотень! — взорвался Вись-Ягур. — Бедняки ни при чем, кулаки грабили. А ты покрыл их! Я не эсер, не предатель. Я тут — Советская власть, избранная народом!..
— Анархист ты, путаная твоя башка, — старался вразумить бунтовщика Белянкин. — Советов нет больше. Понял? С тобой в моем лице разговаривает настоящая народная власть, власть Комвуча. Ты, сделай милость, не кричи, а отвечай по-хорошему. Наш комитет ничего но слыхал про ваше самоуправство. Хочешь спасти свою дурью голову, назови хотя бы двух-трех большевиков, что вас подбивали на разбой.
Как только Белянкин упомянул большевиков, Ягур ринулся на него с криком: «Левый предатель». Офицер и солдаты, пытавшиеся остановить великана, разлетелись в стороны. Когда все-таки удалось его наконец повалить и скрутить, Ягур плюнул в Белянкина кровавой слюной:
— Берегись, иуда Белянкин! — прохрипел он. — Поймаю, задушу и повешу на осине!
Белянкин побелел:
— Это — коммунист, большевик! Расстрелять его на месте!
Но управляющий распорядился по-своему:
— Арестованного под охраной двух солдат оставим здесь, завтра захватим Кузьминовку. Надо допросить… Не на глазах же у мужиков, которые ему сочувствуют!
Вись-Ягура заперли в амбаре бабки Хвеклэ — на обрывистом берегу Ольховки, на виду. Оставив двух солдат стеречь мятежника, каратели в полном составе укатили в соседнее село.
Нашелся в деревне смельчак, подросток Хведюк. Недаром он записался в «Красную гвардию» Илюши Чугунова. Еще осенью прошлого года это походило на игру, а теперь, когда сам Илюша ушел в настоящую Красную гвардию, Хведюк решил приступить к делу: «Во что бы то ни стало надо спасти Ягура, помочь бежать. А то погубят ни за понюшку табаку». Сметливый паренек для верности решил действовать без помощников, долго обдумывал план. Что, если пробраться под амбар и выпилить в полу дыру. Хведюк знал: амбар стоит на каменных подушках, пролезть можно! А пол в амбаре гнилой, доски совсем трухлявые — в этом амбаре Хведюк бывал и щели в полу видел. Три стороны амбара обозреваются часовым, а четвертая, задняя, висит над обрывом. Звук пилы может услышать страж. Вот если б сам дядя Ягур догадался! Сможет ведь шутя разломать трухлявые доски! Не догадается. В темноте дыр не заметит.
На пустыре у амбара обычно пусто. Разве что какая баба вздумает пойти по воду к реке. Поздним вечером Хведюк взял ведро. Спускаясь к Ольховке по узкой тропинке с земляными ступеньками, паренек замурлыкал чувашскую песню. Скучающий страж сам, не подозревая подвоха, попытался воспроизвести незнакомую мелодию. Подымаясь обратно с полным ведром, Хведюк громко спел по-чувашски:
Ах послушай, Ягур, Ягур-дядюшка, Пропадет ни за что твоя головушка. Ты послушай, дружок, мою песенку, Ты послушай ее да прислушайся: Пол дырявый, трухлявый у тетки Хвеклэ, А большая дыра в том углу, где тропа, По которой иду я с ненужной водой. Знаю руки твои богатырские И надеюсь — поймешь мою песенку…Часовой знаками велел мальчику поднести ведро и стал пить через край. Пленник забарабанил в дверь амбара, что-то выкрикивал. Хведюк разобрал чувашское слово «понял».
Солдат с криком подбежал к двери: Ягур притих. Хведюк показал на ведро, как бы спрашивая, хочешь, мол, еще пить? Часовой отрицательно покачал головой.
Утром, никого не обнаружив в амбаре с прогнившим полом, часовые не очень-то обеспокоились: они свой долг выполнили, замок цел. Правда, оба кое-что скрыли друг от друга и от начальства: первый, как он пил воду, второй, что под утро слышал подозрительный плеск на реке.