— И во что же мне обойдется их приданое?

— Во внушительную сумму, — ответила герцогиня и улыбнулась, когда Леннокс схватил ее руку и коснулся губами тонких пальцев. Герцогиня вспыхнула, как девчонка. Она была столь же красива, как в тот день, когда Леннокс впервые положил на нее глаз. Помнится, он так сильно ее хотел! И с тех пор его страсть не остыла. Ничто не могло остановить герцога от обладания самой желанной женщиной. В сущности, преград и не возникло. На его пути оказалось лишь одно особенное препятствие, с которым пришлось справиться, — впрочем, ничего по-настоящему серьезного. — Модистка замечательно поработала, подготовив для них такой гардероб! — восхитилась жена Леннокса. — Подождите немного и сами увидите девочек в их новых платьях! Миссис Хартвелл так умело обращается с цветом и драпировкой! И кружево, — продолжила восторгаться герцогиня, которую буквально распирало от гордости, — кружево на их манжетах по меньшей мере три дюйма толщиной и так тонко сплетено! Ума не приложу, как она умудряется создавать такие платья!

Леннокс не хотел портить этот глубоко личный момент уединения с женой пустой болтовней о деревенской модистке.

— Никак не пойму, почему бы тебе не выписать модистку из Лондона, чтобы она смогла обеспечить надлежащее приданое, — проворчал он, думая о женщине, державшей единственный в Гластонбери магазин одежды. — Ты знаешь, как я обожаю своих девочек, мне ничего для них не жалко! Я хочу, чтобы у них было все только самое лучшее.

— Мне нравится наша скромная маленькая модистка, — объяснила жена. — И ее платья выглядят так, словно были разработаны и сшиты в Париже, а не в Гластонбери. Кроме того, наша модистка довольно одаренная.

Герцог вопросительно выгнул брови:

— В каком смысле?

— Деревенские жители говорят, что ее благословили феи. По слухам, — еле слышно произнесла жена, наклоняясь к нему, — ее платья так блистательны, ее швы так утонченны, а ее кружева так красивы, потому что феи приходят к ней по ночам и выполняют ее заказы.

Какая душераздирающая история, в самом деле!

— Поговаривают, — продолжила супруга, шепча герцогу на ухо, — что наша маленькая деревенская модистка с радостью вознаграждает фей за услуги их любимой валютой.

— Чувственными удовольствиями?

— Медовым молоком.

Поглаживая жену по мягкому месту, Леннокс одарил ее сладострастной улыбкой:

— Как мало ты знаешь о феях, дорогая, они наверняка предпочли бы траханье меду!

Его вульгарное замечание заставило герцогиню покраснеть.

— Над чем вы работаете? — спросила она, пролистывая беспорядочно разбросанные по столу бумаги.

— Пустяки, ничего из того, чем тебе следует забивать голову, дорогая, — ласковым тоном произнес Леннокс.

Собрав бумаги, он положил стопку подальше от жены. В этих документах были перечислены инвестиции герцога, и некоторые из них были весьма сомнительны, если не сказать больше. Ленноксу совсем не хотелось, чтобы жена обнаружила, как ему достались звонкие монеты. Ее светлость вряд ли отреагировала бы спокойно, если бы узнала: эти драгоценности, украшающие ее шею, были куплены благодаря финансовому вложению супруга в печально известный публичный дом, который обслуживал как людей, так и фей.

— Ваша светлость… — осторожно покашлял у двери дворецкий. — К вам визитер.

— Кто это, Солсбери? — пробурчал герцог, не желавший, чтобы его беспокоили. Жена, теперь сидевшая на коленях Леннокса, будила в нем самые приятные чувства, а мысли о «Нимфе и сатире», том самом публичном доме, и всех тех эротических, распутных наслаждениях, которые можно было там найти, возбуждали его. Внезапно герцог поймал себя на том, что размышляет, каково бы это было — овладевать женой и маленькой наложницей-феей, умело удовлетворяющей его мужские потребности. Он слышал, что волшебные сущности, особенно темные, могли трахаться чертовски хорошо. Вероятно, Ленноксу стоит съездить в город и понаблюдать за такой вот волшебницей-феей и ее любовником в дверной глазок, скрыв свое присутствие. Герцог мог бы проверить эту теорию и лично убедиться в том, действительно ли сказочные существа столь жадны до сексуальных ощущений. И быть может, он даже испробовал бы одну чувственную феечку, позволив ей поскакать на своем члене.

Какое восхитительно распутное и приятное времяпрепровождение! Порочность казалась здоровым качеством, которое помогало подпитывать мужскую силу сейчас, когда его возраст приближался к пятидесяти, и не было на всей земле более развратного места, чем «Нимфа и сатир».

— Ваша светлость?

— Кто там еще? — недовольно прорычал герцог, продолжая плавно скользить ладонью по округлым ягодицам жены.

— Он отказался назвать свое имя, ваша светлость. Он лишь просил передать вам, что пришло время платить.

Леннокс тут же отстранился от супруги. Все мысли о нимфах и феях, будившие сексуальные желания, мгновенно вылетели у него из головы. Черт возьми, как же он не хотел, чтобы Солсбери произнес хотя бы еще одно слово! К счастью, дворецкий верно истолковал суровый взгляд хозяина.

— Это, наверное, Араун, — пробормотал герцог, снова принявшись похлопывать по бедру жены. — Вечный проказник этот Араун! Он, должно быть, хочет пригласить Пру на прогулку верхом — или что-то в этом роде.

— Что ж, тогда я оставлю вас наедине, ведь вам нужно уладить с Арауном детали его ухаживания за Пруденс, — ответила послушная жена герцога, соскальзывая с его коленей и расправляя юбки с кринолином. — Кстати, донесите до лорда Арауна подоходчивее, что ему никогда не удастся снискать мое расположение, если я еще раз услышу, как он говорит о любой из моих девочек в подобной манере. Говорить об оплате можно лишь применительно к товарам, ваша светлость. Наши дочери — не вещи, которыми можно торговать.