«Гостиный» медленно отходил ото сна. Сначала в предутренней тишине раздался скрип открываемых гермоворот. Потом стали слышны хлопанье дверей, людской говор… Станция наполнялась звуками. Люди вылезали из своих нор, отправляясь на работу. Затем, вызвав спазм в желудке, к звукам прибавились запахи готовящейся пищи. Станционное освещение с каждой минутой прибавляло в мощности, создавая иллюзию смены дня и ночи.

Дверь в подсобку резко открылась. Громко обсуждая станционные новости, в помещение ввалилась новая смена.

Первым вошел Ваня Крошев, весельчак и балагур с ярко рыжими волосами и никогда не закрывающимся ртом. Шутки-прибаутки и иронические замечания в адрес окружающих сыпались из него, как из рога изобилия. Зашел дядя Сёма, Семен Семеныч — золотой человек! Если рядом дядя Сёма, проблемы обходят это место стороной.

— Здорово, мужики! — протянул он руку для приветствия.

— Привидения не соблазняли ночью? — поинтересовался Ванька. — А то Сашок что-то такой уставший!

— Да ну тебя, балаболка рыжая! — грозно рявкнул Сергеич.

— Анекдот новый слышали? — Ванька не обратил на окрик Сергеича никакого внимания.

— Слышали… — выдавил я из себя.

— Так вот, — продолжил он, — знаете, чем отличается сталкер-пессимист от сталкера-оптимиста? — Ответа на вопрос парень ждать не стал, тут же продолжил: — Если они попадут в замкнутый туннель, то пессимист умрет на месте, а оптимист — на бегу!

Шутка получилась не особо удачной, смеялся над ней один рассказчик, но это его, казалось, ничуть не смущало.

— Ты бы, Вань, подумал, чем кота своего будешь кормить, — совершенно серьезно сказал Семеныч, когда тот просмеялся.

— Какого еще кота?! — опешил Ванька, пытаясь понять, в чем скрыт подвох.

— Как какого? Который тебе зарплату наплакал!

Взрыв хохота. Даже я не сдержался.

— Да ну вас! — захлебываясь смехом, простонал рыжий.

Отсмеявшись, я попрощался с ребятами и отправился к себе.

Выходя из туннеля, я заметил сидящего на краю платформы соседского мальчишку Гришу. Свет станционных ламп, отражавшихся в его светлых волосах, и самого его делал похожим на фонарик. Несколько дней назад отца Гриши завалило обрушившимися перекрытиями. Хлынувшая сразу после этого вода в считаные минуты затопила место аварии, не оставив никому шансов на спасение. Сил рассказать мальчишке о трагедии не нашлось ни у кого, и Гриша каждое утро ждал отца со смены…

Услышав шум, мальчик спрыгнул на рельсы и побежал мне навстречу.

— Дядя Саша… — увидев меня, мальчишка сразу сник.

— Гриша? Ты чего тут так рано делаешь? — я попытался изобразить удивление.

— Вы папу моего не встречали?

— Нет… Гриша, он, наверно, на сложном объекте. Ты знаешь, как много аварий случилось за несколько дней. А твой отец — незаменимый человек!

— Да… Вы правы, мне тоже все говорят об авариях…

— Ну, чего ты! Все будет хорошо! Давай иди домой и собирайся на занятия, а то отец будет недоволен тем, что ты тут сидишь, — похлопал я мальчишку по плечу.

— Тогда я, пожалуй, пойду, — уже веселее сказал он.

— Другое дело! — махнул я ему вслед.

Мальчик ловко запрыгнул на платформу, секунда — и его уже и след простыл.

В полудреме, на заплетающихся от усталости ногах, я добрел до своего закутка. Тут было темно и неуютно. Я включил фонарь, вошел. Аккуратно заправленная постель в углу, перекинутая через спинку стула шаль. Ленина шаль. Раскрытая книга на столе. Ремарк, «Триумфальная арка». Ленина книга…

Не раздеваясь, я лег и мгновенно заснул.

Скрипнула дверь.

— Просыпайся, соня! — услышал я сквозь сон веселый голос Лены.

Вспыхнула спичка и, спустя секунду, комната озарилась ярким светом керосиновой лампы.

— Уж давно нет футбола с хоккеем, а вы, мужики, все валяетесь на диване! Непорядок! — засмеялась она и тут же поделилась радостной новостью: — А мы сегодня наконец-то открыли детский уголок! Теперь будем учить детей уму-разуму! Вот! — Лена достала что-то из кармана, протянула мне. С обертки смотрела краснощекая девочка в платочке. — «Аленка». Шоколадка! Наградили за ударный труд. Сейчас закатим с тобой пир на весь мир!

Горячий чайник уже стоял на столе, а в стаканах заваривался ароматный чай. Я смотрел на Лену, все пытаясь разглядеть, что изменилось в ее облике, что ушло навсегда, что появилось нового. Она сильно похудела. Осунулось лицо и впали глаза. Невероятно, но у нее до сих пор еще оставалась косметика, и она умело скрывала под макияжем и бледную кожу, и синяки под глазами…

— Постарела, да? — игриво спросила Лена. — Знаю, что постарела… — улыбка слетела с ее бледных губ, но через мгновение Лена вновь просияла. — Чудо ты мое! Ну что бы я без тебя делала?! Ты меня любишь? Нет, не отвечай, — она приложила палец к губам. — Я тоже тебя очень люблю… А знаешь, какая у меня мечта? Нет? Встретить рассвет на колоннаде Исаакия. Увидеть, как просыпается наш родной город. Как наполняются жизнью улицы. Как окрашиваются разными красками дома, скверы, Нева… небо… наше небо… — Лена замолчала. Слеза прочертила полоску на ее щеке…